130 лет со дня рождения великого русского писателя Ивана Сергеевича Шмелева. Краткое изложение текста

Во всех произведениях Шмелева поет, сияет и плачет православная русская душа. Это чувствуешь сразу. И, читая его книги, радостно узнаешь свое, родное.

Благодаря ему мы восстанавливаем разрушенную связь времен, узнаем свои корни, знакомимся с жизнью своих предков. Без него мы многого бы не знали, ведь столько прекрасного было разрушено, погублено, безвозвратно утрачено.

…Иван Сергеевич родился в Москве 3 октября 1873 года в глубоко православной, патриархальной купеческой семье. Детство, проведенное в Замоскворечье, стало главным истоком его творчества, всю свою жизнь он черпал из этого неоскудевающего источника.

Жизнь, укорененная в церковности, тесно связанная с годовым кругом православных праздников, такая естественная и органичная для верующего человека, воспитала детскую душу. Она влила в нее силы, стала той основой, которая помогла будущему писателю не только выстоять в вынужденном изгнании первой волны эмиграции, но и исполнить задачу огромной важности — сохранить для потомков душу православного русского народа: его веру, обычаи, быт.

Теперь мы как будто все делаем заново, будто только что началась русская культурная и духовная традиция, словно не существовало беспрерывного потока развития и преемственности. Но если бы это было так, то мы сегодня не стали бы свидетелями реального духовного обновления России.

Одним из пророков и предтечей этого обновления и был Шмелев, писатель от Бога, классик «чистой воды» и «высокой пробы». Только вглядываясь в жизнь Ивана Сергеевича, можно увидеть, до какой степени она — сочетание пасхальной радости и страданий, несение своего креста.

Крест фигурировал в жизни Шмелева с самого детства: «Как-то приехала матушка от Троицы. Была она у батюшки Варнавы, и он сказал ей: «А моему… — имя мое назвал, крестик, крестик…» Это показалось знаменательным: раза три повторил, словно втолковывал… «а моему… крестик, крестик!» … — «А тебе вот крестик велел, да все повторял. Тяжелая тебе жизнь будет, к Богу прибегай!» — не раз говорила матушка. И мне делалось грустно и даже страшно.

Сбылось ли это? Сбылось».

В августе 1895 года студент юридического факультета Московского университета Шмелев «случайно», как тогда казалось ему, выбрал по желанию своей невесты Ольги — худенькой, синеглазой девушки, дочери генерала Александра Охтерлони, героя обороны Севастополя, — местом для их свадебного путешествия древний Валаамский монастырь.

Перед отъездом они с женой направляются в Троице-Сергиеву Лавру — получить благословение у старца Варнавы Гефсиманского. Однако не только на предстоявшее путешествие благословил старец Шмелева. Преподобный Варнава чудесным образом провидел будущий писательский труд Шмелева; то, что станет делом всей его жизни: «Смотрит внутрь, благословляет. Бледная рука, как та в далеком детстве, что давала крестик… Кладет мне на голову руку, раздумчиво так говорит: «превознесешься своим талантом».

Все. Во мне проходит робкой мыслью: «каким талантом… этим, писательским?»

Воспоминание о той встрече он пронес через всю жизнь и по удивительному совпадению скончался в день преподобного Варнавы.

В течение 50 с лишним лет, вплоть до смерти Ольги Александровны, Шмелев почти не расставался с супругой. Благодаря ее набожности он во время поездки на Валаам вернулся к своей детской искренней вере уже на осознанном, взрослом уровне, за что всю жизнь был жене признателен.

Впечатления от путешествия были столь сильны, что Шмелев должен был рассказать о них другим людям. Так появилась его первая книжка «На скалах Валаама», которая определила его судьбу.

…Став известным писателем уже в начале ХХ века, Шмелев вместе со всем русским обществом пережил в революционные годы огромную духовную и личную трагедию. Но, несмотря на то, что Россия, русская культура были повержены, Иван Сергеевич не хотел покидать Родину.

После октябрьского переворота он переселился в Крым, надеясь на скорое окончание гражданской войны. Здесь Иван Сергеевич потерял единственного сына — Сергея, офицера белой армии, поверившего в обещанную большевиками амнистию, оставшегося на Родине и расстрелянного в начале 1921 года.

Смерть сына потрясла Шмелева. Он тщетно искал его могилу, сам чуть не погиб во время страшного крымского голода зимой 1921 года. Однажды они с женой даже ехали из Алушты… на бревне, положенном поверх тележных колес.

«Ноги очень мерзли, думала, не доеду», — без особых эмоций рассказывала Ольга Александровна Шмелева Вере Николаевне Буниной.

Шмелевы зарегистрировались в коммунальной столовой, где выдавали 200 граммов хлеба в день. Но столовая уже была закрыта: хлеб кончился. Вдруг подошел человек и, оглянувшись по сторонам, тихо спросил: «Вы Шмелев? Это вы написали «Человек из ресторана»? «Шмелев рассеянно кивнул.

Незнакомец вложил ему в руку сверток, завернутый в белый холст. Хлеб! Целая буханка! Он считал эту буханку лучшим своим гонораром. «Голод отошел, мы остались живы. Спасибо человеку, давшему нам хлеб», — писал он в одном из писем.

Потом они вновь оказались в Москве. Вскоре Ивану Сергеевичу предоставили возможность поехать за границу для лечения. Осенью 1922 года семья Шмелевых выехала в Берлин.

Из письма к Бунину: «Как пушинки в ветре проходим мы с женой жизнь. Где ни быть — все одно…»

Из Берлина по приглашению Бунина они перебираются в Париж. Летом 1923 года Шмелевы решают в Москву не возвращаться: постоянно следя за событиями на Родине, осознают, что жить им в России при большевиках, лишивших их единственного сына, невозможно.

Горька была разлука с землей Отчизны, с русскими святынями, с родными могилами. На примере жизни Ивана Сергеевича мы видим, как тяжело для русского православного человека пребывание на чужбине. Там писатель так и не смог прижиться.

Его книги первых лет эмиграции трагичны, полны ужасов гражданской войны, скорби по утерянной Родине, проникнуты глубоко церковным, православным, лично пережитым мироощущением.

Современники сравнивали центральное произведение Шмелева этих лет — эпопею «Солнце мертвых», в которой писатель описал ад красного террора в Крыму, — с плачем библейского пророка Иеремии о разрушенном Иерусалиме.

С болью узнавал Иван Сергеевич о разрушениях московских святынь, о переименовании московских улиц и площадей. Но тем ярче и бережней он стремился сохранить в своих произведениях то, что помнил и любил больше всего на свете. Этим он совершил писательский и человеческий подвиг.

Для русских, находящихся в эмиграции, его Сочинения стали больше, чем просто литература. Ими утоляли духовный голод.

Укрепленный в своей вере чудом исцеления в 1934 году от тяжелой язвенной болезни по молитвам преподобного Серафима Саровского, Шмелев отдает все свои силы и талант тому, чтобы «оповестить» людей об истинности веры православной.

Несмотря на все тяготы, эмигрантская жизнь Шмелевых в Париже по-прежнему напоминала жизнь старой России с годовым циклом православных праздников, с многими постами, обрядами, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни.

Православный быт, сохранявшийся в их семье, не только служил огромным утешением для самих Шмелевых, но и радовал окружающих. Подробности этого быта произвели неизгладимое впечатление на их внучатого племянника — Ива Жантийома-Кутырина. Крестник писателя, он воспитывался в семье Шмелевых и заменил Ивану Сергеевичу и Ольге Александровне их погибшего сына Сергея.

«Дядя Ваня очень серьезно относился к роли крестного отца, — пишет Жантийом-Кутырин. — Церковные праздники отмечались по всем правилам. Пост строго соблюдался. Мы ходили в церковь на улице Дарю, но особенно часто — в Сергиевское подворье».

«Тетя Оля, — продолжает он, — была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка… Она никогда не жаловалась… Ее доброта и самоотверженность были известны всем. …Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа.

Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям».

Старая Москва с ее раздольем, богатством, красочностью быта живет и дышит в прекрасных автобиографических повестях Шмелева «Лето Господне» и «Богомолье», которые стали венцом его православного миросозерцания.

В «Богомолье» он внимательно и тонко рассказывает о старинной русской традиции паломничества в Троице-Сергиеву Лавру. Здесь писатель достиг совершенства в передаче живого русского языка. Таких высот вряд ли достичь литераторам будущего, хотя бы потому, что времена те, да и язык тот — невозвратимы…

«Лето Господне» посвящено Иву Жантийому-Кутырину. Завершенная в 1948 году, 12 лет спустя после кончины супруги, эта книга передает восприятие десятилетним мальчиком Ваней Шмелевым православных праздников, семейных радостей и скорбей.

Сказ от лица маленького героя — великолепно найденное художественное средство.

В первых главах еще слышны интонации взрослого человека, который постепенно исчезает и заменяется ребенком-рассказчиком. Маленький мальчик видит мир своими чистыми, незамутненными глазами правильно — и этот мир для нас важнее, чем сам ребенок. Шмелев описывает богослужения годового круга и их отражение в жизни верующих.

Святки, Пасха, Великий Пост… Главы писались и публиковались в газетах в ином порядке, чем в книге: под определенный праздник, но в отдельном издании Шмелев поставил вперед Великий Пост. С идеи покаяния он начал свою «русскую эпопею».

Пережитые скорби дали Шмелеву не отчаяние и озлобление, а почти апостольскую радость. Через показ размеренной, светлой жизни глубоко религиозной семьи писателя в «Лете Господнем» и «Богомолье» нам явлена ушедшая эпоха. Эти описания стали свидетельствами духовного и душевного здоровья нашего народа, его искренней веры, приверженности к правде и красоте.

Неслучайно современники признавались, что эти книги хранятся в их доме рядом со Святым Евангелием.

Не только православную Москву вспоминает писатель. В очерке «Старый Валаам» он смог «сохранить» для нас эту великую русскую святыню, ее дух.

Читатель не просто видит яркие картины природы Ладоги и монастырского быта, а проникается самим духом монашества. Вспоминая свою юношескую поездку, Шмелев, писал о герое этого очерка: «… самое главное, что он тогда осознал и сохранил на всю жизнь, это — свет веры Христовой, озарявший и суровый монастырский устав, и внутреннюю жизнь всего православного народа». Вот почему спустя годы писатель мог сказать о первом своем опыте: «Суть осталась и доныне: светлый Валаам».

…Когда фашисты бомбили в конце Второй мировой войны Париж, недалеко от дома Шмелева упали сразу четыре бомбы, превратив два здания напротив в руины.

Обычно Иван Сергеевич вставал рано, но в то Утро из-за недомогания залежался в постели. Это и спасло ему жизнь. Стекла в окнах были разбиты вдребезги.

Острые осколки изрешетили насквозь спинку его рабочего кресла.

Хлопали пустые рамы, ветер гулял из угла в угол. Вдруг маленький листок бумаги влетел в обезображенную комнату и, слегка покружив над письменным столом, опустился прямо под ноги Ивану Сергеевичу. Он поднял картинку.

Это была репродукция «Богоматерь с Иисусом» итальянского художника Балдовинетти.

Как залетела она сюда? Видимо, Царице Небесной было угодно сохранить жизнь больному и одинокому русскому писателю — эмигранту. На следующий день в Сергиевском подворье Шмелев отслужил благодарственный молебен.

Переживание чуда отразилось на многих его произведениях, в том числе и на последнем романе о спасении души человеческой — «Пути Небесные», который писатель посвятил светлой памяти своей супруги Ольги Александровны. В нем в художественной форме излагается святоотеческое учение, описывается практика повседневной борьбы с искушением. Шмелев сам называл свой Роман историей, в которой «земное сливается с небесным».

К сожалению, это произведение не было окончено. В планах Шмелева было создать еще несколько книг «Путей Небесных», в которых описывалась бы история и жизнь Оптиной пустыни .

Чтобы полнее проникнуться атмосферой монастырской жизни, 24 июня 1950 года Иван Сергеевич переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-Отт, в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь.

Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине писателя, рассказывала: «Мистика этой смерти поразила меня — человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом».

Где бы Шмелев ни работал он всегда писал о России, для русского народа, в духовную силу которого верил безмерно.

«Среди зарубежных русских писателей Иван Сергеевич Шмелев самый русский, — говорил о нем Константин Бальмонт, — ни на минуту в своем душевном горении он не перестает думать о России и мучиться ее несчастьями».

…Какое волнующее и торжественное слово — «возвращение»! Нередко люди возвращаются после долгого отсутствия домой — к семье, близким. Или в родные места — туда, где прошло их детство и юность, где покоятся их предки, где их помнят и любят.

Почти все русские эмигранты буквально до конца своей жизни не могли смириться с тем, что они уехали из России навсегда. Они верили, что обязательно вернутся на Родину.

Такой посмертной судьбы удостоился Иван Сергеевич Шмелев.

В начале 1990-х его книги, большая часть которых, написанных в изгнании, были известны на Родине лишь единицам, окончательно вернулись в Россию. Но сейчас они стали неотъемлемой частью духовного возрождения нашего общества.

А 30 мая 2000 года, спустя полвека после кончины во Франции, останки Шмелева упокоились, как и его предки, в родной московской земле. Во исполнение последней воли Ивана Сергеевича в некрополе Донского монастыря состоялось перезахоронение с кладбища в Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем праха писателя и его супруги Ольги Александровны.

Как сказал Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий П в своем Слове после панихиды, совершенной им в Большом соборе монастыря, «настало время, когда мы можем воздать должное этому прекрасному человеку, православному писателю и истинному русскому патриоту; прежде казалось, что это время никогда не наступит».

Удивительно, как удалось Ивану Сергеевичу предвидеть то ощущение, которое возникло, когда в Донском монастыре, неподалеку от подлинных барельефов Храма Христа Спасителя, предавали земле его останки! Ведь именно Шмелев так проникновенно написал в самых последних строках своего «Лета Господня»:

«Я смотрю, крещусь. Улица черна народом… Я знаю: это последнее прощанье, прощанье со всем, что было… Гроб держат на холстинных полотенцах. Много серебряных священников.

Поют невидимые певчие…Ве-э-эчна-а-я-а па-а-а……а-а-ать…».

В Дни памяти, посвященные 50-летию со дня кончины Шмелева, в его родном Замоскворечье — рядом с Государственной Третьяковской галереей и Государственной педагогической библиотекой имени Ушинского — был установлен бюст писателя. Он выполнен на основе единственного прижизненного скульптурного портрета Ивана Сергеевича незадолго до его кончины известным в Русском Зарубежье скульптором Лидией Лузановской, дружившей с семьей писателя.

Символично, что взгляд пожилого, измученного страданиями и болезнями человека, обращен в сторону библиотеки. В этом здании — бывшей усадьбе Демидовых — в конце Х1Х-начале ХХ века помещалась 6-я мужская гимназия, где учился будущий писатель.

Шмелев смотрит в прошлое — в свое детство и юность. А книги его устремлены в будущее.

Наша настрадавшаяся, как и ее великий сын, Родина все шире использует наследие Шмелева в духовном, нравственном воспитании своих юных граждан.

Сегодня, когда православие возвращается в школы России, произведения писателя должны занять в программе по литературе одно из почетных мест.

Ныне мы стали более просветленными. У нас никто не может украсть нашу православную веру, нашу культуру. Это особое богатство — некрадомое.

Книги Ивана Сергеевича Шмелева как раз и относятся к этому разряду — некрадомых богатств.

Но почитатели его таланта ждут большего — скорейшей публикации материалов архива писателя, переданного Российскому фонду культуры из Франции Ивом Жантийомом — Кутыриным. Сейчас этот архив изучают наши ученые.

В России пока, увы, нет музея Шмелева, который мог бы стать центром пропаганды наследия Ивана Сергеевича. Лучшего адреса для него, чем квартира в доме номер семь в уютном замоскворецком дворике на Малой Полянке, не найти. На этом доме установлена мемориальная доска с барельефом работы Лидии Лузановской.

Пусть это последнее пристанище семьи Шмелевых на Родине станет символом окончательного возвращения к нам великого писателя-патриота.