Анализ последних глав романа «Бильярд в половине десятого» Генриха Белля

В последних главах романа, посвященных настоящему, Белль высказывает мысль о том, что неоконформизм, проникающий в общество на новом, ином уровне, стандартизация образа жизни, вкусов, мнений, это внешнее благополучие и благостность жизни в Западной Германии таит в себе ту же опасность!

«… Иногда мне кажется, что они все же победили», — с горечью констатирует старый кельнер Йохен, свидетель двух войн, а вернувшийся из эмиграции через двадцать два года Шрелла произносит еще более беспощадный приговор всему увиденному в современной Западной Германии: «… Я ее узнаю приблизительно так, как узнаешь женщину, которую любил совсем молодой, а увидел ее лет через двадцать; как водится, она здорово растолстела. У нее сильное ожирение, очевидно, ее муж человек не только состоятельный, но и преуспевающий: он купил ей виллу, машину, дорогие кольца; после такой встречи на старую любовь взираешь с иронией».

Из всего сказанного выше, по-видимому, вытекает естественный вывод об авторской позиции и голосе автора в романе. Особенностью стиля Белля является то, что он, не выступая открыто на страницах книги, вместе с тем мастерски умеет передать свою, авторскую точку зрения на события и факты как исторического прошлого, так и сегодняшнего дня Западной Германии, дает свою оценку происходящему и воспроизводит свою собственную жизненную философию и философию человека, вкладывая все это поочередно в уста своих положительных персонажей: Фемелей, Йохена, Гуго и др.

Белль — католик, и его приверженность к религии накладывает определенный отпечаток на роман. Как и сам писатель, его герои живут в мире религиозных представлений. И этот факт играет весьма существенную роль не только для нравственно-психологических характеристик («агнцы», «буйволы», «пастыри»), определяет не только философскую основу самого романа, но и влияет на его стилистику. Некоторые фрагменты книги напоминают проповедь, звучат наставительно, в духе и стиле Нагорной проповеди.

Однако религиозность писателя отнюдь не парализовала социально-политического начала в его творчестве, хотя и «придает ему специфический характер, специфическую направленность».

«Религиозность эта не только лишена официально-церковной окраски, она проникнута горькими антиклерикальными настроениями». В христианстве ему дороги определенные нравственные идеи, определенная мораль («Не принимай даров», «не укради», «все люди — братья» и т. п.). При вопросе о том, что он думает о христианстве, Белль ответил: «Христианский мир должен был бы быть миром без страха, а наш мир до тех пор не является христианским, пока страх не только не уменьшается, но, наоборот, растет; не страх перед смертью, а страх перед жизнью и людьми, перед властями и обстоятельствами, перед голодом и муками; страх перед войной; страх атеистов перед христианами, христиан перед безбожниками, целая литания страхов».

В «Бильярде в половине десятого», — отмечает исследователь творчества Белля Гюнтер Цвойдрак, — Белль проявляет себя как христианин, серьезно воспринимающий христианство, осмысливающий начала и основы этого учения, которое содержит и социально-революционные элементы. Он меряет Бонн и патентованных «христиан» правящей партии Нагорной проповедью и предостерегает, как и в ней, «от лживых пророков, приходящих к вам хищными волками в овечьей шкуре».

Оппозиционность к официальной церкви сообщает политическому зрению писателя особую проницательность и остроту, усиливает его иронию по отношению к «буйволам», одетым в монашеские рясы («нет ничего более прочного, чем католическое воспитание» (75, 240), говорит Иоганна и т. п.), равно как и к светлым агентам католицизма — «приличным» убийцам, исправно посещающим церковь, исправно поющим «Аве Мария» и «Отче наш», истово бьющим себя в грудь с возгласами: «Мea culpa» и «Kyrie eleision».

Оказывается, что писатель Генрих Белль охватывает общественную и религиозную проблематику чрезвычайно глубоко и что он придает боевые акценты гуманизму, отмеченному христианством пришествия», — обобщает свой вывод о сложном своеобразии религиозных мотивов в романе «Бильярд в половине десятого» Г. Вирт.

Иоганна Фемель, которой Белль чаще всего предоставляет высказывание своих самых животрепещущих идей, передает тревогу писателя в взволнованном монологе:

«Неужели вы все ослепли? Почему вы так легко дали себя обмануть? Они убьют даже не за движение руки, а просто так, ни за что, ни про что. Пусть у вас будут темные или светлые волосы, пусть вам выдадут свидетельство о том, что ваша прабабушка крестилась, они все равно убьют вас, если им не понравится ваше лицо. Разве ты не видел, какие плакаты они расклеили на стенах? Неужели вы все ослепли? Скажи мне, где я очутилась? Поверь, мой дорогой, все они приняли «причастие буйвола»; каждый из них глуп как пень, глух как тетерев, а с виду так же безобиден, как тот сумасшедший — последнее воплощение буйвола; и притом все они так приличны, так приличны, мне страшно, старик; даже в 1936 году, даже в 1942 году я не чувствовала себя такой одинокой; конечно, мне потребуется время, чтобы привыкнуть к людям, но к этим людям я никогда не привыкну, даже за несколько столетий. Прилично, прилично. На их лицах нет ни тени грусти, что это за люди, которые не знают грусти?».

Таким образом, появляется еще одна разновидность в способах отражения авторского «я» в романе; персонаж, призванный высказать авторский взгляд на действительность, говорит как бы от своего имени, речь его строго индивидуализирована, эмоционально выразительна, она не несет никаких обобщений, не звучит цитатой из Библии, оснащенной подробным комментарием; и вместе с тем, это, несомненно, монолог автора, передавшего свои обличительные функции, вложившего свои мысли в уста персонажа, наиболее близкого ему духовно, идейно и психологически.