Анализ прозы Зощенко

Правда, попытки Зощенко писать по-новому были поняты не сразу. Один из первых рассказов Зощенко принес в журнал «Современник», редактором которого был поэт М. Кузмин. Рассказ принят не был. «Ваши рассказы очень талантливы,- говорит Кузмин…

— Но согласитесь сами — это немножко шарж. — Это не шарж,- говорю я. — Ну, взять хотя бы язык. — Язык не шаржирован. Это синтаксис улицы… народа… Быть может, я немного утрировал, чтоб это было сатирично, чтоб это критиковало… — Не будем спорить,- говорит он мягко.- Вы дайте нам обыкновенную вашу повесть или рассказ… И поверьте — мы очень ценим ваше творчество. — Бог с ними,- думаю я. Обойдусь без толстых журналов.

Им нужно нечто «обыкновенное». Им нужно то, что похоже на классику. Это им импонирует. Это сделать весьма легко.

Но я не собираюсь писать для читателей, которых нет. У народа иное представление о литературе. Я не огорчаюсь.

Я знаю, что я прав».

Так родилась проза Зощенко — проза, которую, улавливая ее пафос, поэты-пародисты называли литературой «для небогатых». Но и более серьезная критика долгое время не могла определить своеобразие прозы Зощенко. «Талант Зощенко,- вспоминал позднее К. Федин,- вызвал самое разностороннее и трагикомическое непонимание». С годами многое отстоялось.

Стремление Зощенко быть «посредником в хороших делах» вызывает в памяти желание Гоголя открыто и прямо воздействовать на нравы людей, а за наивной простотой рассказов Зощенко все отчетливее проступает напряженная поглощенность писателя размышлениями о судьбах и свойствах своих сограждан.

Зощенко — юморист, сатирик, моралист… В чем видел зло? С чем боролся?

И где искал выход?

«В начале моей литературной деятельности, в 1921 году,- вспоминал Зощенко,- я написал несколько больших рассказов, это: «Любовь», «Война», «Рыбья самка». Мне показалось в дальнейшем, что форма большого рассказа, построенная на старой традиции, так сказать, чеховская форма, менее пригодна, менее гибка для современного читателя, которому, мне показалось, лучше давать краткую форму, точную и ясную, чтобы в 100 или 150 строчках был весь сюжет и никакой болтовни. Тогда я перешел на краткую форму, на маленькие рассказы».

Духовное возрождение России, которого жаждал писатель, казалось неминуемо связанным с обновлением человека и решительным разрывом с рабской психикой. Сознание того, что человек создан для больших дел, для большого труда, некогда заставившее Чехова вмешаться в обыденную мелочную сторону жизни, выросло в творчестве Зощенко, пережившего революцию и соизмерявшего с революцией человеческую жизнь, в не знающий компромиссов нравственный максимализм. Позднее Зощенко скажет, что он создал «галерею уходящих типов». На самом деле, читателю, пережившему революцию, писатель рассказывал об инертности общественного бытия, о консерватизме нравственной жизни и о той высокой духовной ответственности, которая требуется от человека, призванного преодолеть косность и инерцию.

Это придавало «сентиментальным повестям» ту философскую окраску, которая, была едва уловима, но которая свидетельствовала о том, что в новых, пореволюционных условиях поиски назначения человека и духовного возрождения личности продолжали нравственную проблематику русской литературы, внося в нее новые, революцией рожденные акценты.

В этом внимании к нравственному самосовершенствованию человека Зощенко намного обогнал своих современников. В этом была сила писателя.