Анализ шестого девятого явлений первого действия драмы «Гроза»

Завязка «Грозы», определяется по-разному. А. И. Ревякин считает завязкой признание Бориса в любви к Катерине в сочетании с ответным признанием Катерины. Е. Холодов утверждает, что признание Катерины — «еще не завязка, а всего лишь возможность завязки», которая реализуется только тогда, когда Катерина решается на свидание с Борисом. В том и другом случае в основу сюжета кладется любовная коллизия. Между тем сущность конфликта драмы нельзя свести

Разница в душевном состоянии Катерины выражена и в ее восклицаниях после ухода барыни: «Ах, как она меня испугала, я дрожу вся, точно она пророчит мне что-нибудь», — в первом действии и «Ах! Умираю!» — в четвертом. Катерина ждет божьей кары. Она ищет защиты у бога, опускается на колени и видит перед собой изображение ада, геенны огненной. Так искусно подводит Островский к кульминации пьесы — сцене всенародного покаяния Катерины.

Покаяние Катерины объясняется не только боязнью божьей кары, но и1 тем, что ее высокая нравственность восстает против того обмана, который вошел в ее жизнь. Еще в беседе с Варварой она говорит о себе: «Обманывать-то я не умею, скрыть-то ничего не могу». На возражение Варвары «А по-моему: делай, что хочешь, только бы шито да крыто было» Катерина отвечает: «Не хочу я так. Да и что хорошего!» Если Варвара не задумывается над нравственной стороной своего поведения, то для Катерины нравственная оценки своих поступков и даже помыслов составляет паленую сторону духовной жизни. И во всенародном признании Катерины можно видеть попытку искупить спою вину, сурово наказать себя, попытку нравственного очищении.

Трактовка образа Катерины П. А. Стрепетовой и М. Н. Ермоловой, Стрепетова характеризовала Катерину как покорную жертву темного царства. «Она создала нам мученицу, русскую женщину. И мы видели это мученичество во всем его ужасе, но и во всей его нетленной красоте». Евт. Карпов так вспоминает об игре Стрепетовой в пятом акте драмы: «…с бледным лицом, с огромными, полными печали, глубокими глазами, с распущенными по плечам черными волосами, выходит Стрепетова. Ясно звучит ее обаятельный голос, хотя она говорит словно про себя. И сколько глубокой, безнадежной грусти, сколько любви, сколько тонкой поэзии в этом голосе…

— Ветры буйные, перенесите вы ему мою печаль-тоску! — несется со сцены страстный, страдальческий призыв, и невольные, непрошенные слезы выступают у всех на глазах. Боже, сколько было силы выражения, сколько бездонной тоски, сколько отчаяния в этой фразе».

Характеризуя игру Стрепетовой, А. С. Суворин замечал, что ее трактовка роли Катерины решительно расходится с трактовкой Добролюбова. О конце Катерины он писал как о «тихой агонии умирающего сердца и потемневшей головы». «Так это просто случилось! ни крика, ни отчаяния… Сколько их умирает так просто, молчаливо…». Ермолова подчеркивала в образе Катерины прежде всего внутреннюю энергию, готовность к протесту против деспотизма и самодурства. Панический ужас перед карой небесной сменился ужасом перед ложью. Из страха, вызванного грозой, родилась очистительная гроза всенародной исповеди. Покаяние превратилось в гневное обличение. Смерть — в вызов обывательскому смирению. Эта новая Катерина даже внешне стала другой. Скинув картинный кокошник и древнерусский сарафан, Катерина не перестала быть русской… В драме заштатной калиновскои и очень русской провинциальной семьи стали просвечивать противоречия женской судьбы вообще…

Появился или обозначился более сильно и мотив внутренней борьбы. «Катерина сопротивлялась любви как могла. Но любовь бцыла грозным противником. Тем более грозным, что стрепетовской Катерине хотелось быть побежденной. Но уж зато признав Свое поражение в этой неравной душевной схватке, Катерина одновременно взваливала на себя всю меру ответственности. И шла ей навстречу, сознавая, что делает… И покаянные слова о грехе обрели иное звучание. Будто человек, признаваясь в том, что свершил, сбрасывал с себя и опутавший его страх».

Беседа об игре Ермоловой и Стрепетовой подведет учеников к обсуждению дискуссионного вопроса: «Можно ли считать самоубийство Катерины решительным протестом против кабановских понятий о нравственности?»

Был ли у Катерины иной выход. Он обратит внимание учеников на то, что узы брака считались в то время священными и нерасторжимыми. С таким взглядом на брак ученики встречались уже в произведениях, рисующих нравы дворянского общества («Дубровский», «Евгений Онегин» А. С. Пушкина). Но этот взгляд еще тверже держался в патриархальной среде, в которой выросла и жила Катерина. Даже Варвара, не особенно считающаяся с домостроевскими нравами окружающей среды, говорит Катерине: «Куда ты уйдешь? Ты мужняя жена». Если сама Варвара бежит из дома матери, то ведь она не замужем. Положение Катерины куда сложнее. И все же она уходит из дому, нарушив все традиции домостроевской нравственности. Но дальше дороги не было. Теперь она в положении отверженной, от которой все в ужасе отвернутся. Катерина делает последнюю попытку найти помощь и поддержку у любимого человека. «Возьми меня с собой, отсюда!» — просит она Бориса и слышит в ответ: «Нельзя мне, Катя. Не по своей я воле еду: дядя посылает».

Таким образом, для Катерины оставалось лишь два выхода: вернуться домой и покориться или уйти из жизни. Она выбрала последнее. Чтобы решить вопрос, сила или слабость характера Катерины проявилась в этом решении, нужно вспомнить также нормы религиозной морали «темного царства». Ведь самоубийство считалось в то время страшным грехом. Церковь отказывалась совершать над самоубийцами церковные обряды. По религиозным представлениям, они были осуждены на вечные муки, а мы знаем, какое сильное воздействие оказывали эти представления на Катерину. И все же она перешагнула через страх кары господней. И ее решение не было мгновенным порывом. Оно было принято Катериной еще до встречи с Борисом. Не случайно Катерина обращается к Борису с просьбой: «Поедешь ты дорогой, ни одного ты нищего так не пропускай; всякому подай, да прикажи, чтобы молились за мою грешную душу». В своих монологах она постоянно возвращается к мысли о смерти («Мне только проститься с ним, а там… а там хоть умирать», «Все пойдут спать, и я пойду; всем ничего, а мне как в могилу. Так страшно в потемках! Шум какой-то сделается, и поют, точно кого хоронят» и т. д.), пытается примирить себя с этой мыслью («Под деревцом могилушка… как хорошо!.. Солнышко ее греет, дождичком ее мочит… весной на ней травка вырастет, мягкая такая…»).

Но все сказанное еще не дает ответа на вопрос, можно ли считать самоубийство Катерины протестом против темного царства. На этот вопрос нельзя давать прямолинейного ответа. В поведении Катерины следует отметить как сильную, так и слабую стороны. Безусловно, Катерина своим поведением отвергает принципы домостроевской нравственности, рвется к новой жизни.