Анализ стихотворений А. Блока

Стихотворение «В ресторане»

В этом стихотворении происходит как бы завершение пути, которым движется идеал женской красоты в лирике А. Блока. Путь был непростым: из заоблачных высот — в мрак и вертеп земной жизни. Героиня, идя по ступеням вниз, на этом пути утрачивает таинство своей неземной красоты, все более проступают в ее облике черты не только земной, но даже приземленной женщины.

Она из предмета поклонения и обожания стала предметом купли-продажи.

Такова героиня этого стихотворения, показанная, однако, с сочувствием и участием. Тема стихотворения — любовный поединок, длящийся доли минуты, но эта любовь по силе, может быть, равна чувству, развивающемуся долгое время.

Стихотворение открывается сомнением лирического героя, как это уже было в «Незнакомке»: «…он был, или не был, этот вечер…» А дальше пейзажный штрих: петербургская заря — желтые фонари на желтом. Северное небо, рождающее отчаяние, усиливающее усталость романтика, живущего в мире грубой реальности; он способен послать розу «в бокале золотого, как небо, аи», но роза «черная», говорящая о неизбывной печали, а о золоте неба уже шла речь.

Поединок глаз, взглядов: он смотрит «смущенно и дерзко», она — «надменно». Лирический герой — лишь один из длинной череды надоевших поклонников. Об этом свидетельствует союз в начале фразы: «И этот влюблен».

Но и она выделяет из толпы поклонников его, незаурядного, посмевшего быть дерзким, чтобы скрыть смущение. Он готов принять ее такою, как она есть:

Но была ты со мной всем презрением юным, Чуть заметным дрожаньем руки…

Что так волнует молодую прелестницу? Конечно, то, что она его выделила из толпы, но это не столько счастье, удача, сколько досадное происшествие: он хорош, умен, романтичен, но это еще более отдаляет их друг от друга. Между ними социальная пропасть: она — девочка для развлечений, он — господин не ее круга, между ними ничего не может быть серьезного, ее можно лишь купить на час.

Драма отношений усиливается. Проследим за музыкальным фоном.

Вторая строфа:

Где-то пели смычки о любви…

Четвертая строфа:

И сейчас же в ответ что-то Грянули струны, Исступленно запели Смычки…

Снова дань романтизму — вся пятая строфа, наполненная дуновением ветра, дыханием духов, шепотом шелков. Но это не картина любовной услады, а подготовка к окончанию романа взглядов: героиня напоминает испуганную птицу, шелка шепчутся тревожно — все это передано талантливой звукописью.

Картина романтической игры звуков завершается союзом «но», начинающим шестую строфу: сказка окончена — взоры, отражаясь в зеркалах, пошло «кричат»: «Лови!..» Почему не в зеркале, а в зеркалах? Зеркала, отражая и дробя облик юной незнакомки, тиражируют ее красоту, уникальность гибнет, загадка исчезает. Все это происходит под соответствующий аккомпанемент: бренчит монисто пляшущей цыганки, которая не поет, а «визжит» о любви.

Ясно, что визжать можно только о той любви, что продается, а не о таинстве в отношениях между мужчиной и женщиной. Эта вакханалия звуков адресована желтой заре — так круг замыкается. Желтая заря северного неба бросает свой больной отблеск на грешную жизнь людей.

Красота поругана, уничтожена, растворена в желтом мире желтого города.

Cтихотворение «Ночь, улица, фонарь, аптека…»

Стихотворение входит в маленькую поэму «Пляски смерти», включенную в цикл «Страшный мир». Тема подсказана названием поэмы, жизнь лирического героя подобна смерти, холодной, бездушной. Рубленый ритм ее как тяжелая поступь.

Это стихотворение — блистательный образец того, как синтаксическими средствами автор способен передать свой замысел.

Первые две строки — бессоюзное сложное предложение, состоящее из пяти назывных. Первые четыре состоят только из существительных, лишенных определений, дана только констатация предметов вещного мира. Так возникает картина мертвой неподвижности.

Вторая строка построена иначе, у существительного «свет» сразу два определения, но они «гасят» этот свет, он «бессмысленный и тусклый», а рифма к этому слову уничтожает пятно света, очерченное фонарем в непроглядной тьме ночи.

Ничего не способна изменить и четверть века — время, отпущенное для обновления жизни приходом нового поколения, а лирический герой за этот срок превратится в дряхлого старика.

Безжизненные удары усилены в четвертой строке повтором звуков . Нет спасения, даже смерть не освободит от страданий не отпускающей душу безысходности.

Вторая строфа зеркально отражает первую, появляются глаголы, но мрачный мир не оживляется действием, так как эти глаголы делают безнадежность полной: «умрешь», «начнешь», «повторится».

Синтаксически вторая строфа отличается от первой. Это одно предложение, каждое слово, проникая, прорастая в другое, создает впечатление какого-то нерасторжимого единства, смертной хватки. То, что в первой строфе было назывными предложениями, стало однородными подлежащими, каждое из которых объединено с другими обобщающим словом «все» и сказуемым.

Кроме синтаксических средств, Блок использует такой поэтический троп, как семантический параллелизм: «Бессмысленный и тусклый свет…»; «Ночь, ледяная рябь канала…»

Впечатление безнадежности перерастает в чувство тупика, это выражено образами, навевающими холод, леденящий душу: «ледяная рябь канала», холод, пробирающий до костей.

Слово «фонарь» становится в последней строке заключительным: замкнутое пространство улицы по-прежнему ограничено пятном тусклого света, падающего от фонаря. Бессмысленное кружение по замкнутому миру безысходности, выхода из которого нет и не будет.

Таков мрачный мир опустошенной души героя.