Анализ стихотворения «Мои предки» Кузмина

Стихотворение «Мои предки» открывало первый поэтический сборник Кузмина «Сети». Место, отведенное стихотворению в сборнике, заставляет воспринимать его как своеобразную поэтическую декларацию. В нем почти нет иносказаний: Слова конкретны, и благодаря определенности их смысла ощутимым становится само движение поэтической речи, сама Интонационная основа Текста.

Обычно обращение к теме родословной, попытка опереться на освященную временем традицию диктует отбор значительных явлений и высокой стилистики. В стихотворении Кузмина, напротив, подчеркнуты обычность и даже заурядность тех, чьим наследником ощущает себя поэт. Это принципиальная установка Кузмина: его лирический герой — частный человек, дорожащий своей «нормальностью». Для него наследие веков — не эстафета гениев и не череда великих событий, а прежде всего история нюансов поведения и вкусовых предпочтений. Любовное коллекционирование таких «мелочей» оказывается важнее глобальных обобщений.

Принцип Композиции В стихотворении Кузмина — Свободное нанизывание образов, Как бы составление разноцветной мозаики. Стихотворение внешне движется логикой простого перечисления, будто сопровождая неторопливое разглядывание семейных альбомов. Более того: Кузмин отказывается от таких регуляторов ритма, как метрическая упорядоченность, строфика и рифма. Стих «расшатывается» почти до прозы, становится Свободным (в стиховедении свободный от правильного ритма и рифмы стих называется Верлибром). Однако в стихотворении использованы более тонкие, неочевидные способы композиционной организации.

Однообразие повествовательной интонации преодолевается у Кузмина смелыми и неожиданными характеристиками («веселые рассказы… всегда одни и те же»; «бежавшие… французы… — не сумевшие взойти на гильотину»). Внешняя неупорядоченность стихотворения при внимательном разглядывании оказывается мнимой, лишь скрывающей ясный сценарий «представления».

Во-первых, в отдельных стихах встречаются вкрапления метра, возврат к стопности (например, «франты тридцатых годов», «нежно-развратные чисто порочные»). Кроме того, мелькают «дольниковые» строчки («принесшие школу чужой земли», «встающие раньше зари зимою», «вы молчали ваш долгий век»). Эти вкрапления большей ритмичности, впрочем, лишь намекают на нереализованные возможности: пунктиры генеалогического древа теряются в хронологической дали, лица сливаются, да и разве возможно воплотить в одном стихотворении, «отдельным слогом» воспоминание о каждом? Использование Мелких по-разному метризованных фрагментов Создает ощущение Ритмической мозаики И вполне соответствует создаваемому групповому портрету «предков».

Во-вторых, хотя внешне стихотворение лишено строфичности, в нем есть Замаскированная строфическая композиция. Поэт «представляет» предшественников группами: сначала четыре мужские группы, затем три группы женской части родословной. Возникает своеобразный ритм сменяющих друг друга балетных «номеров». Каждой из двух ветвей родословной соответствует своя пластика, своя словесная «хореография». Мужские «выступления» короче и энергичнее: соответственно «моряки», «франты», «генералы» и «актеры» занимают каждый раз по четыре стиха, причем размах колебаний в длине стиха относительно невелик. Женские группы «проводят на сцене» больше времени, а характер их движений разнообразнее: каждой из этих групп отведено по шесть стихов.

«Балетная» ритмика поддержана пунктиром повторяющихся глагольных форм — причастий, которые создают стабильный звуковой фон благодаря звуковым комплексам — ающие — авшие. Таким образом, начальные две трети стихотворения композиционно упорядочены: создается ощущение неторопливого, плавного движения, замедленного ровно настолько, чтобы комфортно, не торопясь рассмотреть портреты семейного альбома.

Однако в заключительной части стихотворения плавный ход представления нарушен. Лишается плавности ритм, уменьшается резкость видения: «какие-нибудь» бояре и дворяне теряются в неразличимой глубине веков и глуши уездов. Нарастает размах колебаний в длине отдельных стихов. Компенсируя утрату плавности, поэт наращивает в этом фрагменте Лексические повторы, Приближаясь к ритму молитвенных заклинаний: «все вы, все вы… вам., вас… вас… все вы». Наконец, финальное обобщение выводит на сцену всех сразу: «и вот все вы:

Милые, глупые, трогательные, близкие, благословляетесь мною за ваше молчаливое благословенье».

Смысловой итог стихотворения — нестандартно выраженное чувство любви и памятливой нежности к людям прежних поколений, ощущение лирическим героем праздничной украшен-ности жизни, его спокойная вера в мудрость мироустройства. Поэтика Кузмина 900-х гг. — поэтика радостной улыбчивости, «театральных» импровизаций, артистической «ветрености», стабильности мироощущения. Любовь — постоянная тема его лирики — оказывается главным и потому могущественным источником детерминизма в его творчестве.

В стихотворении «Мои предки» трижды звучит слово Милые. Отношение к миру и людям у Кузмина проникнуто заботливым вниманием к частностям — неповторимым граням индивидуальности, симпатичным мелочам домашнего уюта или театрализованных празднеств. Милые мелочи — Почти пароль ранней лирики Кузмина. Недоброжелатели даже упрекали его в легковесности, эстетстве и пристрастии к красивым безделушкам. Однако любование миниатюрными подробностями живой жизни неотделимо в его лирике от тонкой иронии, придающей стихотворению более глубокое смысловое измерение. Даже звуковой состав излюбленного поэтом словосочетания небезразличен к стихии игры: ударные слоги двух слов заставляют вспомнить о мимике и миме. «Мим» — от греческого «мимос» — не только актер пантомимы. Первое значение слова — особое комедийное искусство в греческом театре, жанр импровизации на сцене. Отсвет этого искусства различим в поэтических созданиях Михаила Кузмина.