Анализ художественного отображения мира в драмах Шиллера

Драмы Шиллера веймарского периода, появившиеся уже в послереволюционные годы, отмечены новыми особенностями. В них содержится ясное представление о том, что жизнь общества находится в постоянном изменении и развитии. «Британия сейчас не та, какой была вчера и будет завтра» — слышим мы из уст одного из персонажей драмы » Мария Стюарт «. В этих драмах видно также понимание исторической необходимости, которая нередко противостоит субъективным стремлениям людей. Изображение действительности социально окрашено, характеры социально мотивированы.

Вместе с тем в этих драмах есть и приметы того, что получило название «зеймарского классицизма». В них все более упорядочено — и сюжет, и образы, и стиль.

Все драмы этого периода написаны белым пятистопным ямбическим стихом , стих уподобляет друг другу речь разных персонажей, сглаживает индивидуальные различия. Поведение и чувства действующих лиц здесь не такие бурные, их речь не так ‘декларативна, событийность пьес не так интенсивна. Но гармоничность формы не означает бесконфликтности. За внешней уравновешенностью в этих драмах таятся острейшие сшибки политических принципов и притязаний, ожесточенная борьба идей, столкновение страстей.

Все драмы Шиллера веймарского периода — исторические, и все, кроме трилогии «Валленштейн», написаны на сюжеты инонациональной истории: их действие происходит в XVI — XVII вв. в Англии, Франции, Швейцарии. Шиллер работал также над драмой из русской истории — о Димитрии-самозванце,- но не успел ее закончить. На материале, отдаленном во времени и пространстве, он ставил жгучие социальные и политические вопросы, выдвигавшиеся эпохой.

В «Валленштейне», в «Марии Стюарт», как и прежде в «Дон-Карлосе», осмысляются события европейской истории, предварившие Французскую революцию. Шиллер понимал, в каком направлении двигалась в этих событиях история; его драмы, подобно романам англичанина Вальтера Скотта, отразили процесс ослабления феодальной системы, на смену которой неотвратимо шло господство буржуазии.

Для каждой из своих драм Шиллер тщательно изучал исторические источники, стремясь к возможно более верному воспроизведению смысла исторических событий. Но он писал не исторические хроники, а художественные произведения, и в ряде частных моментов отступал от исторической точности. Он мог изменить возраст исторического персонажа, ввести в драму вымышленные фигуры и эпизоды, сблизить или отдалить события во времени. Так, исторический Карлос не был влюблен в свою мачеху — королеву Испании; реальный Валленштейн не помышлял о государственных преобразованиях; Мария Стюарт у Шиллера много моложе, чем она была на самом деле к моменту осуждения и казни; Жанна д’Арк, как известно, погибла не в бою, а на костре. Но Шиллеру эти частные нарушения исторической достоверности были необходимы для воплощения его художественных идей.

Он писал не столько о частном, сколько об общеисторическом, о всеобщем. События, общество, государства показаны им как исторически преходящие эпизоды всеобщей истории человечества, в целом движущейся, несмотря ни на что, в направлении человечности. Философская и нравственная проблематика исторических драм Шиллера не менее актуальна и глубока, чем социально-политическая.

Их по праву можно назвать трагедиями.

Трагедия — высокий жанр, одновременно и героический и философский. В ней ставятся основные вопросы жизни человека и движения истории. В основе трагического конфликта лежит столкновение свободы и необходимости в условиях, когда необходимость сильнее. Высокие устремления трагического героя наталкиваются на противостоящие им силы общества, государства, природной стихии. Так, Прометей у древнегреческого трагика Эсхила восстает против тирании бога-самодержца Зевса , Гамлет в одноименной трагедии Шекспира вступает в борьбу с насилием и ложью, господствующими в «Дании-тюрьме».

Образ героя дается в трагедии укрупненно. Как правило, это легендарная фигура, воспринимаемая в своих не частных, а обобщенных чертах. В финале трагедии герой обычно погибает, так как внешняя необходимость в развязке событийного узла одерживает верх.

Но дух свободы не попран, ее свет не погашен — финал трагедии говорит не только о данном исходе событий, но и о возможных, пусть далеких перспективах утверждения идеалов героя.