Антиутопия Е. Замятина «Мы»

«Настоящее всегда чревато будущим».

Г. Лейбниц

Весьма интересный жанр антиутопия. Вроде читаешь научно-фантастическое произведение, а все время возникает ощущение попадания этого чужого мира в твою жизнь. Возьмем, к примеру, Р. Брэдбери «451 градусов по Фаренгейту». Жена Гая Монтега ничего не видит, не слышит, мечтает лишь об одном: смотреть «Родственников».

Это ведь сериал. И когда мои знакомые устремляются к телевизорам в строго определенное время, я понимаю: на экранах очередная «Санта-Барбара». И вспоминаю Брэдбери.

В его книге описываются люди, читать которым запрещено, дабы не возникало ненужных мыслей, а пожарные не гасят огонь, а сжигают книги, такие опасные для тоталитарного государства.

В романе Д. Оруэлла «1984» мы видим все парадоксы такого государства, где подготовка к войне, милитаризация государства — это защита мира, «свобода — это рабство, незнание — сила».

А В. Войнович в романе «Москва-2042» заставляет нас смеяться и плакать над жизнью в Москве, где строго определены потребности для разных категорий граждан. Одним — суп «Лебедушка» и напиток «Родничок», а другим — блюда, удовлетворяющие вкусам самых изысканных гурманов.

Но наиболее типичной антиутопией я считаю Роман Евгения Замятина «Мы».

В 1920 году в холодном, неотапливаемом Петрограде писал Евгений Замятин свою книгу. Даже удивительно, как трезво оценивал он коммунистические выкладки еще до их реализации. Здесь, казалось бы, все продумано и построено так, как планировали коммунисты. Жизнь, регламентированная во всем, жизнь светлая и открытая, посвященная строительству идеального государства. Автор рассказывает историю возникновения такого государства.

Восторженный тон преданного члена общества нас не обманывает. Подобно тому, как Советский Союз создавался после революции и Гражданской войны, в книге описывается создание страны, в которой все будут счастливы через гибель большей части населения. Вот те, которые смогли насыщаться чистой нефтяной пищей, выжили, а остальные — ну что ж, — необходимые издержки перехода к новой жизни.

Мы видим людей, стройными рядами идущих на работу и с работы, весь этот Музыкальный Завод, неизвестно что производящий. Жители страны, описанной в повести «Мы», вполне счастливы. Они живут в просторных светлых домах.

Дома светлые, потому что стены прозрачные, а стены прозрачные, потому что людям нечего скрывать друг от друга, ведь они только «колесики и винтики в едином государственном механизме». К тому же такое устройство домов облегчает труд Хранителей, находящихся на страже любимого государства.

Учеными выведена «формула счастья», определяющая, что «голод и любовь владеют миром». Голод устранен, а любовь… С ней тоже можно справиться.

И создается гениальный постулат: «всякий нумер имеет право на другой нумер как на сексуальный объект». Так просто, и никаких поводов для зависти и ревности. А коль зависти и ревности нет, то и счастье всего народонаселения бесконечно.

Право же, весьма гуманное изобретение — «право на шторы». Пятнадцать минут торопливой любви с хорошенькой О. должны компенсировать нашему герою все прелести настоящего чувства: с запахом весенних цветов, кудрявыми облаками, мыслями только о ней, самой прекрасной и совершенной, чтением стихов и со всем, что есть в настоящем мире.

Здесь человек не имеет даже имени, ведь совсем не обязательно знать одного из миллионов строителей. Нужен лишь определенный индекс, чтобы в случае непредвиденных обстоятельств можно было идентифицировать данный нумер.

Литература в этом государстве также строго регламентирована. Она, как в ленинско-сталинские времена, должна принести конкретную пользу государству. Поэзия — лишь рифмованные правила грамматики, агитки, прославляющие Благодетеля и труд Хранителей.

Все продумано до мелочей, весь механизм подогнан и смазан, чтобы не было никаких сбоев. Ничто не угрожает строительству Интеграла, который распространит счастье на всю Вселенную.

И все же такая замечательная машина дала сбой. Взбунтовался строитель Интеграла. Потому что полностью истребить все человеческое в человеке невозможно.

Встреча с I-330 все изменила в жизни D-503. Он познал счастье настоящей, а не суррогатной жизни.

Замятин рисует злую карикатуру на коммунистическое общество. Но роман актуален и сегодня. Ведь в наш технократический, вернее, компьютерный век так много человеческого бесследно исчезает, остается зачастую лишь прагматичное, целесообразное. Эмоции, душевная неустроенность, метания мешают четкому выполнению задуманной программы.

Автор предупреждает нас: не нужно силком тащить человека к счастью. Кто знает, в чем счастье для этого человека. Благодетель говорит главному герою: «Истинная, алгебраическая любовь к человечеству — непременно бесчеловечна, и непременный признак истины — ее жестокость».

Вот в нашей стране сейчас нет жесткого пастыря — и мы ошалели от открывшейся нам свободы. Никто не определяет наше будущее, никто не заботится о нем. Обучение все более дорогое, а престижное — особенно. Но я сомневаюсь, что кто-то из моих сверстников хотел бы вернуться в страну, где выверен был каждый шаг, контролируема каждая мысль, а поведение было строго уложено в определенные рамки.

И в этом я все больше убеждаюсь, думая над романом Евгения Замятина «Мы».