Антиутопия в произведениях Маканина

Художник с обостренным чувством утраты, Маканин не мог не прийти к поиску особых путей предупреждения об опасности. И в этом поиске писатель безошибочно вышел к жанру антиутопии, расцветшему в русской литературе на рубеже и в начале 1990-х годов, к кафкианским мотивам, в это же самое время ставшим очень популярными. «Лаз», «Стол, покрытый сукном и с графином посередине», «Долог наш путь» — эти повести, рифмуясь с эпохой, вызывали живейший отклик в прессе и неизменный интерес читателя .

Один из лучших антиутопических опытов Маканина — «Долог наш путь» — посвящен теме «неубийства». Герой повести командируется на комбинат по синтезу пищевого белка , но попадает на тщательно маскируемую бойню. Оказывается, животных продолжают убивать, убеждая людей в обратном. И выясняется, что у него, раскрывшего ужасный обман человечества, нет пути назад .

В уста другого персонажа, Ильи Ивановича, душевнобольного человека — не столько в медицинском, сколько в высоком, духовном смысле — автор вкладывает печальное пророчество. Неважно, что Илья Иванович говорит не о реальном мире: поражает суть его вывода о человеке: «- А ты не думал о том, что они его теперь, пожалуй, оттуда не выпустят? Нет-нет — не те, кто на комбинате. А как раз те, кто живет во внешнем мире .

Они его к себе не пустят. Они за ним никого не пришлют. Именно они. Зачем пускать в мир еще одного человека, узнавшего про зло?»

«История о будущем» в маканинском понимании — история грустная. Однако наиболее пронзительным стал все же реалистический роман о жестоком «сегодня» — «Андеграунд, или Герой нашего времени » .

Роман этот литературен и злободневен одновременно. Нельзя, читая его, не вспоминать постоянно, скажем, лермонтовский роман, а еще больше — » Преступление и наказание «. Нельзя не сопоставить маканинского героя с его предшественниками — самыми разными «маленькими людьми».

Рефлексия героя часто направлена именно в область великой русской литературы. Но нельзя и абстрагироваться от сегодняшней неустроенности, грязи и нищеты, от всепродаваемости, от устрашающего исчезновения культуры; все это в большом пространстве романа показано подробно, дифференцированно.

Реальный — вполне удачливый, успешный — Маканин написал книгу о неудачнике. Главный герой — «не вышедший из андеграунда» писатель, которого большинство персонажей по-свойски называют Петровичем. Петрович — душеприказчик. К нему тянутся обитатели огромного общежития , чтобы излить душу. Эта доминанта романа вступает в противоречие с привычными уже пессимистическими рассуждениями об общественной роли писателя в наши дни .

Действительно, общественную роль гораздо легче определить для новоявленного старообразного купца «господина Дулова» и ему подобных, нежели для непечатающегося Петровича. Антитеза Петрович — господин Дулов — одна из самых ярких в романе. В «вымирающее литературное поколение» записывает себя и сам Петрович.

Но, может быть, роль писателя в эту «эпоху нечитателей» и должна сводиться к такому — кухонному — общению с «реципиентом»?

Кухня, комната в общежитии, уже знакомый по раннему Маканину коридор — вот место действия романа. Впрочем, коридор в «Андеграунде…» на особом счету. Мотив коридора, уходящего под землю, идет из «Утраты». Петровича коридор тоже привел в буквальном смысле «под землю»: в андеграунд. «Мы — подсознание России, — говорит Петрович. — Нас тут прописали. При любом здесь раскладе нас будут гнать пинками, а мы будем тыкаться из двери в дверь и восторгаться длиной коридора!

Будем слоняться с нашими дешевыми пластмассовыми машинками в надежде, что и нам отыщется комнатка в бесконечном коридоре гигантской российской общаги».

Петрович-Маканин прав в главном: культура и благополучие в России почему-то не уживаются. Застанет ли Маканин иное время? Напишет ли о нем? Хотелось бы надеяться.

Хотелось бы прочитать.