Байрон в ранней поэзии и проблемы его творчества

Уже в первых стихах поэта появляются мотивы социальной критики. В частности, в послании к своему учителю Бичеру, «который советовал ему чаще бывать в мире», Байрон пишет:

Для чего мне сходится со светской толпой Раболепствовать перед ее главарями, Льстить хлыщам, восторгаться нелепой молвой Или дружбу водить с дураками? (Перевод Л. Шефферса).

Политические мотивы звучат и в защите либерального деятеля Фокса, на смерть которого вражеская ему печать откликнулась клеветой, и в «Послании юному другу», в котором поэт приходит в негодование по поводу развратного влияния светской морали на «самые благородные души». В стихах «Часов досуга» можно найти очень резкие, даже нагловато-резкие строки, которые носят характер бесстрашного признания:

Я изнемог от мучений веселья, Мне ненавистен род людской. И жаждет грудь моя ущелья, Где мгла нависнет над душой… (Перевод В. Брюсова).

Поэт убежден, что его «свободная душа» не сможет ужиться с «саксонской» (т. е. английской) пышной суетой, что разрыв с миром рабов, узаконенной светской вульгарностью неминуемый — он определен его индивидуальной судьбой:

Судьба! Возьми назад щедроты. И титул, что в веках звучит! Жить среди рабов мне нет охоты, Их руки пожимать — мне стыд! (Перевод В. Брюсова).

Протест против закостенелых форм общественной жизни выражен в процитированном стихе («Хочу я быть дитя свободным…»), как видим, довольно выразительно и смело.

Раздумывает Байрон в ранней поэзии и над проблемами творчества. В стихе «Прощание с музой» молодой художник заявляет, что не будет больше писать стихов, так как он обманут жизнью, любовью и дружбой. Вдохновение, которое так часто приходило раньше, исчезло, его заменили неуверенность в собственных силах и сомнения относительно ценности жизни вообще. Байрон отстаивает право поэта писать о действительно пережитом, а не об абстрактных мечтах, отбрасывает ограничение, которые накладывает на свободное творчество поэта «бессмысленная толпа». Своеобразным поэтическим манифестом Байрона того времени является стих «К музе вымысла». Обращаясь к музе, автор говорит:

Я чужд твоих обвороженный, Я цепи юности разбил, Страну волшебную мечтаний На царство истинно сменил!..

Отметим также то, что в этом стихе поэт-начинающий предчувствует приближение каких-то значительных и трагических событий, перед лицом которых служители «музы вымысла» неизбежно окажутся обреченными:

Чу, близятся мгновенья рока… Прощай, прощай беспечный род! Я вижу пропасть недалеко, В которой вас погибель ждет… (Перевод В. Брюсова).

И Байрон действительно заглядывает в эту «пропасть», чтобы узнать о самом плохом из жизни людей. В многочисленных стихах сборника «Часы досуга» («Надпись на могиле Ньюфаундлендской собаки», «Кубок», в уже упоминавшемся «Послании Бичеру» и др.) поэт с болью говорит о неверности в дружбе, о мизерности человеческих страстей, о бесполезности ума и о господстве глупости. Причем эта сторона настоящей человеческой жизни, за Буераком, и есть сама жизнь — такие люди, такая жизнь, если смотреть на них трезвым и холодным взглядом, отвергнув обманчивые ожидания и надежды и сняв розовые очки:

О, человек! Смешной и извращенный род, Раздутый гордостью, Обьятий ослепленьем, Ты — масса, где одно ничтожество живет, Кто раз узнал тебя — бежит с презреньем… (Перевод Ф. Червинского).

В этих скорбных и гневных строках ощущаются жгучая боль от осознания глубокого и трагического противоречия между действительностью и идеалом, разочарование в иллюзиях просветительства и вместе с тем страстные поиски новых идеалов, новой веры, характерные для новой эпохи романтизма.

Стихи Байрона начинают приобретать сдержанную энергию, лаконизм, драматическую напряженность, присущие его зрелой поэзии. Бескомпромиссность протеста против действительности не удовлетворяет поэта, который стремится утверждению высоких романтических идеалов свободы и борется за их торжество.

В одном из писем 1807 года Бичеру Байрон назвал «Часы досуга» — «смелым экспериментом», что едва ли пройдет незамеченным. И действительно, в начале 1308 года один из наиболее влиятельных либерально-политических журналов Англии «Эдинбургская панорама» напечатал на сборник рецензию с необоснованными и грубыми обвинениями в адрес автора, Байрон был поражен и огорчен такой оценкой, но вместе с тем воспринял ее как вызов, как выступление принципиальных оппонентов, которое обязывает его к надлежащему ответу.

Еще раньше, осенью 1807 года, он начал писать поэму «Английские барды». Нападки рецензента побуждали его ускорить работу. Под влиянием чувств, вызванных несправедливой критикой, он усилил полемическую и сатирическую направленность своей поэмы, назвав ее «Английские барды и Эдинбургские обозреватели» (1803). В ней Байрон подвергает осуждению всю современную ему английскую литературу и критику. Таких выдающихся поэтов, как Вордсворд, Колридж, Саути, он резко осуждает за отход от реалий жизни, за увлечение давностью, мистикой, фантастикой, за то, что они учат:

Не знать забот, Упорно избегать Волнений жизни бурной, О, опасенье, Что дух его потерпит раздвоенье. (Перевод С. Ильина).

Саркастически высказывается автор и о многих других поэтах — «мелких рыбок в мутном муле», которые часто выступали в роли литературного отголоска критиков «Эдинбургской панорамы» и других изданий, которые старались закрыть рот нежелательным поэтам и писателям. Беды английской поэзии, считает Байрон, кроются не в недостатке талантов, а в том, что лучшие из них или отодвинуты на задний план стараниями предубежденной и продажной критики, или, под ее же влиянием, пошли ошибочной, губительной для их таланта дорогой.

Хотя в сатирической поэме «Английские, барды и Эдинбургские обозреватели» поэт мало говорит о самом себе, тем не менее в ней так же выразительно, как и в лирическом сборнике «Часы досуга», ощущается личность автора, характерные особенности его внутреннего «я», в частности постоянное недовольство собой, не менее сильное, чем недовольство побратимами по перу:

Ведь я из этой шайки озорной Едва ль не самый член ее шальной, Умеющий в душе ценить благое, Но в жизни часто делавший другое.

Нетерпимость ко всему низкому, грязному, безобразному, тонкое чувство юмора, глубокая неудовлетворенность той «растратой жизни», которой отдавалась светская молодежь, большая требовательность к себе и к окружающим, страстные порывы к еще не очень ясному идеалу — все это отличало Байрона накануне совершеннолетия и вступления в самостоятельную жизнь и зрелое творчество.