Баллада «Ивиковы журавли»

Вы, журавли под небесами, Я вас в свидетели зову! Да грянет, привлеченный вами, Зевесов гром на их главу. В. Жуковский Василий Андреевич Жуковский — замечательный русский поэт, одним из первых отечественных лириков стал развивать в своем творчестве жанр баллады. Пожалуй, при жизни Жуковский-балладник пользовался большей известностью, чем лирик.

Его баллады — это своеобразный «театр страстей», в котором все эмоции и страсти доведены до предела, поступки героев непредсказуемы, а их чувства изменчивы. «Ивиковы журавли» — перевод баллады Шиллера. В основу ее положена легенда, согласно которой странствующий древнегреческий певец Ивик, живший в VI веке до нашей эры в Южной Италии, был убит разбойниками по дороге на общегреческий праздник — состязание. По преданию, убийство было раскрыто благодаря появлению свидетелей — журавлей. Для легенды, которая дошла до нас, характерна идея неотвратимого возмездия.

Шиллер ввел новый мотив — убийца невольно выдает себя под впечатлением искусства, глубоко воздействующего на человеческую душу. Жуковский устранил важную для Шиллера психологическую мотивировку, но зато усилил идею мощного воздействия искусства на человека. У Шиллера убийца разоблачает себя при виде журавлей, тогда как у Жуковского — услышав приближение птиц. Начало баллады Жуковского обычно, почти повседневно: На Посейдонов пир веселый. Куда стекались чады Гелы Зреть бег коней и бой певцов, Шел Ивик, скромный друг богов.

Баллады Жуковского познакомили Россию с европейскими народными преданиями. Поэт расширял идейный и художественный кругозор русского общества, «усваивая отечественной литературе еще не обжитый ею художественный мир». Многие переводы и переложения Жуковского стали классическими, хотя поэт не стремился к точной передаче смысла подлинника. О спутники, ваш рой крылатый, Досель мой верный провожатый, Будь добрым знамением мне. Сказав: прости! родной стране, Чужого брега посетитель.

Ищу приюта, как и вы; Да отвратит Зевес-хранитель Беду от странничьей главы. Жуковский прежде всего улавливал тон и дух образца, переживая драматические ситуации, проникаясь чувствами героев. Он решался отступать от подлинника или дополнять его; так это случилось и с балладой «Ивиковы журавли». Поэт чувствовал себя полноправным творцом, он как бы сочинял балладу на заданную тему, и уверенная рука мастера оставляла на них печать самобытного дарования, в чем поэт отдавал себе полный отчет. В одном из писем Гоголю он писал: «Я часто замечал, что у меня наиболее светлых мыслей тогда, как их надо импровизировать в выражение или дополнение чужих мыслей».

Да, действительно, это скорее не переводы, а импровизации на тему, талантливые, самобытные, интересные. И все, и все еще в молчанье… Вдруг на ступенях восклицанье: «Парфений, слышишь?.. Крик вдали — То Ивиковы журавли! И небо вдруг покрылось тьмою; И воздух весь от крыл шумит; И видят, черной полосою Станица журавлей летит.

Рано или поздно, по убеждению Жуковского, гуманность предъявит свой строгий счет, тайное становится явным, и всем воздастся по заслугам. Таков общий благой и мудрый закон, управляющий миром. Всевидящая судьба всегда защищает невинных. Древнегреческий певец Ивик убежден, что жизнь разумна, что законы Зевса святы и нарушивший их будет наказан.

И хотя убийство Ивика свершилось без свидетелей, наказание все же настигло преступников. И бледен, трепетен, смятенный, Внезапной речью обличенный, Исторгнут из толпы злодей: Перед седалище судей Он привлечен с своим клевретом; Смущенный вид, склоненный взор И тщетный плач был их ответом; И смерть была им приговор. Наперекор жестокому веку Жуковский в балладах строит свою особую Вселенную, где все совершается по справедливости, как в сказке.

И если зло неотвратимо, как в сюжете баллады «Ивиковы журавли», то, по крайней мере, оно будет наказано. В его поэтическом мире царит принцип высокой человечности. Блажен, кто незнаком с виною.

Кто чист младенчески душою! Мы не дерзнем ему вослед; Ему чужда дорога бед… Но вам, убийцы, горе, горе! Как тень, за вами всюду мы, С грозою мщения во взоре.

Ужасные созданья тьмы.