«Баллада» Лермонтова и фабульный остов баллады Шиллера

«Баллада» Лермонтова — уже не перевод, а то, что в поэтической практике первой половины XIX века называлось «вольным подражанием». Во многих примерах, подобных «Балладе», да и в самом этом стихотворении никакого «подражания», в сущности, нет. Это использование сюжета, взятого из определенного источника (или даже нескольких источников, связь с которыми вполне ясна), и свободная, самостоятельная разработка этого сюжета. Лермонтов усиливает драматизм, заостряет конфликт и чрезвычайно убыстряет повествование: его «Баллада» в пять раз короче «Водолаза».

Лермонтов берет, так сказать, только фабульный остов баллады Шиллера. Он отказывается от всей декоративной стороны своего прототипа, от знаменитого описания морского дна. Ему важна только трагическая ситуация. Но и в нее он вкладывает психологическое содержание, отличающее ее и от «Водолаза» и от «Перчатки». Юноша у Лермонтова, правда, разочарован в своей любимой, не пожалевшей его:

…и печальный он взор устремил На то, что дороже он жизни любил

Но разочарование вызывает в нем не возмущение, а покорную безнадежность:

О душой безнадежной младой удалец прыгнул, чтоб найти иль коралл, иль конец.

Это и отличает его от героя «Перчатки». Что же касается героя в «Водолазе» Шиллера, то о побуждениях его к первому, удавшемуся подвигу автор ничего не говорит, а во второй раз юноша бросается в пучину, воодушевленный любовью к дочери короля, которая пожалела его, и в надежде на ее руку. Лермонтов психологически усложнил фабулу по сравнению с обеими немецкими балладами и подчеркнул это усложнение, дав только минимум пейзажных подробностей, которые, однако, достаточно напоминают «Водолаза». «Пенная бездна», о которой говорит Лермонтов, восходит к описанию водоворота у Шиллера, перекличка же между русским и немецкими стихотворениями особенно явно звучит в самом их конце:

И волны теснятся и мчатся назад, И снова приходят и о берег бьют, Но милого друга они не несут.

Русский текст здесь представляет почти перевод немецкого. Между переводом и свободной, вполне оригинальной переработкой иноязычного источника у Лермонтова в дальнейшем его творчестве, как и здесь, не будет четкой и строгой грани. Перевод у него легко переходит в собственную вариацию на избранную тему, в вариацию, нередко очень далеко уводящую от первоисточника, а в самую свободную вариацию порою вклинивается точный перевод нескольких стихов, а то даже и словосочетаний из иностранного стихотворения.

«Баллада», кроме того, интересна для нас еще тем, что образ ее героя — смелого юноши, гибнущего жертвой бездушной женщины, становится звеном между фигурой героя из «Перчатки» и целым рядом героев в оригинальном лирическом творчестве Лермонтова, которым приходится пережить разочарование в своей возлюбленной и которые по-разному отвечают на ее бессердечие (истинное или иногда — мнимое) — или негодуют, как рыцарь в «Перчатке», или принимают его с безнадежной покорностью. Ситуация, лежащая в основе «Баллады» 1829 года, проходит в разных вариациях как тема целого ряда стихотворений поэта («Два сокола», 1829; «Благодарю», 1830; «Нищий», 1830; «Стансы», 1830; «Когда к тебе молвы рассказ…», 1830; «К***» («Всевышний произнес свой приговор…»), 1831; «Видение», 1831 и другие). Это свидетельствует о том, что обращение к теме, ситуации, образу из литературного источника определяется у Лермонтова степенью соответствия тематике его оригинального творчества, его собственными запросами. Тем самым в заимствованном образе или теме отнюдь не приходится искать объяснений образам или темам оригинального творчества, видеть в первых источник вторых; наоборот, скорее последние могут явиться объяснением, почему берется тот или иной образ, тема и даже почему поэт переводит определенное стихотворение.

К тому же 1829 году, когда Лермонтов переводит Шиллера, относится еще одно свидетельство его читательского и творческого интереса к немецкой поэзии. Это зачеркнутый набросок «Забывши волнения жизни мятежной», след незавершенного замысла. Его не без оснований связывают с балладой Гете «Рыбак», и хотя набросок содержит лишь несколько строк, в нем есть черты явного сходства с началом немецкого стихотворения, позволяющие видеть здесь начало «вольного» перевода, пожалуй, менее далекого от первоисточника, чем «Баллада».