Борис Пастернак один из самых выдающихся поэтов XX века

Для русской культуры он особо ценен тем, что это как бы мост между великими традициями XIX века и нашими днями. Борис Пастернак родился в Москве 29 января (10 февраля) 1890 года. Его отец, Леонид Осипович Пастернак, был известным художником, преподавал в Училище живописи, ваяния и зодчества, иллюстрировал первую публикацию романа Л. Н. Толстого «Воскресение» в журнале «Нива». Мать поэта была профессиональной, очень одаренной пианисткой. Борис Пастернак рос в атмосфере искусства, с детства видел художников, музыкантов, писателей, с которыми общалась и дружила его семья, квартировавшая при Училище живописи на Мясницкой. Гостями Пастернаков бывали Лев Толстой и Скрябин, Серов и Врубель.

Будущий поэт учился в классической гимназии и на философском отделении историко-филологического факультета Московского университета, окончил его в 1913 году. Еще гимназистом, а затем студентом он прошел предметы композиторского факультета консерватории; все ему прочили стезю музыканта, его композиторские опыты одобрял сам Скрябин, которого Пастернак боготворил. Весной 1912 года на средства, накопленные матерью, Пастернак едет в Марбург и весь летний семестр занимается в Марбургском университете философскими дисциплинами, но затем, покинув Марбург и совершив поездку в Италию, возвращается в Москву. С тех пор он, оборвав занятия и музыкой, и философией, осознает себя поэтом.

В 10-е годы Пастернак входит в кружок молодых московских литераторов, создавших объединение «Центрифуга». Оно примыкало к движению футуристов. В 20-е годы был близок ЛЕФу, но на самом деле держался в стороне от литературных группировок, ища собственные пути на грани символизма и футуризма. Основная особенность поэзии Пастернака заключается в том, что, с одной стороны, она как бы абсолютно безлична, поскольку в ней почти ничего не говорится о переживаниях «я», которое отсутствует даже в качестве свидетеля, зрителя, и мир как бы сам рассказывает о себе, но, с другой стороны, этот «рассказ» предельно субъективен, т. к. насыщен категориями восприятия, хотя и безличного.

Можно было бы считать, что Пастернак продолжает традиции русской философско-пантеистической лирики XIX века (Тютчев), если бы не снимание границ между субъектом и объектом восприятия, растворение мира в восприятии, передача субъективного через предметные, вещные детали и если бы не описание природного мира через субъективное, хотя и безличное, восприятие. Ближе всего в этом смысле мир Пастернака поэзии И. Анненского, хотя для Пастернака посредничающая роль поэтического сознания уже не трагична, а благостна.

Любопытно, что именно эта интерпретация соотношения «я» и мира позволяет Пастернаку быть посредником между, казалось бы, непримиримыми концепциями символизма и футуризма: подобно футуристам, Пастернак строго предметен, он доверяет прежде всего зрительно воспринимаемому миру, но этот мир у него, как у символистов, предельно одухотворен. В поэтике это всегда ведет к психологической насыщенности зрительных картин и к повышенной роли метафоры, особенно глагольной («тополь удивлен», «даль упасть боится», «солнце, садясь, соболезнует мне» и т. п.).

Изучение творчества того или иного поэта, его онаучивание, попытка разложить все по полочкам — удел немногих, лишь остепененных, важных литературоведов. У большинства же простых читателей судьба иная, счастливая: врежутся в их память несколько строк, да так и останутся на всю жизнь. Вот и мне, думается, не забудутся пастернаковские:

Приедается все, Лишь тебе не дано примелькаться. Дни проходят И тысячи, тысячи лет. В белой рьяности волн, Прячась В белую пряность акаций. Может, ты-то их, Море, И сводишь, И сводишь на нет.