«Божественная» польза поэзии — в ее человечности, просветлении душевной красоты
Стих Пушкина не отстаивает позиции чистого искусства, как думали критики и поэты 1860-х годов. Он защищает чистоту искусства от навязывания несвойственных ему функций и задач. Если «толпа» этого не понимает, то поэт обречен на одиночество и такую волю помыслов, единственным критерием оценки которых является его собственный суд — суд требовательного художника:
Ты царь: живи один. Дорогой свободной Иди, куда влечет тебя свободный ум, Усовершенствуя плоды любимых дум, Не требуя наград за подвиг благородный. Они в самом тебе. Ты сам свой высший суд; Всех строже оценить сумеешь ты свой труд. Ты им доволен ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай толпа тебя бранит И плюет на алтарь, где твой огонь горит, И в детской резвости колеблет твой треножник. («Поэту»).
Завершает цикл стих «Я памятник себе создал нерукотворный…» В. Непомнящий пишет, что стих этот — «не просто последнее слово или «апофеоз», это — «отголосок», «ответ» на «голос» — обращение к поэту десять лет тому назад в «Пророке»: «Это не «памятник», а отчет о выполненной работе». Вообще, это справедливое замечание.
Мотив «божественного призвания», который прозвучал в «Пророке» и прошел через другие стихи цикла, подытоживается здесь почти формулами:
Веленью Божию, о муза, будь послушна, Обе не страшась, не требуя венца; Хвалу и клевету приемли равнодушно, И не оспаривай глупца.
Из преданности «божественному призванию» возникает гордая независимость поэта и его творчества, которое возвышает его над обществом, государством, временами.
Эта гордая непокорность делает естественной и необходимой оценку поэтом своей работы, так как он «сам свой высший суд»: И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал, Что в мой жестокий век восславил я свободу И милость к падшим признавал.
Стих обозначен разительной внутренней стройностью: от «непокорного» «подъема» над обществом и временами (1 строфа) лирическая мысль двигается к прозрению поэтической судьбы в грядущем (II-III строфы), объясняет предсказание требовательной оценкой творчества (IV строфа) и приходит — как к итогу и источнику — к «божественному призванию» поэта (V строфа). Возвращаясь к «Пророку», финальный мотив «Памятника» завершает весь цикл как строфу в органическое целое.
«Божественная» польза поэзии — в ее человечности, просветлении душевной красоты