Человек и природа в романе В. Астафьева «Царь-рыба»

Роман В. Астафьева относится к онтологической прозе, проблемы взаимоотношений природы и человека являются центральными в произведении. Форма повествования в рассказах, выбранная В. Астафьевым определила дискретность романа: каждая новелла содержит определенную ситуацию, конфликт, который разрешается в финале рассказа, но, тем не менее, художественная целостность романа сохраняется благодаря развитию объединяющих авторских тем. Две центральные темы романа — целостности бытия и ответственности человека заданы в двух эпиграфах к роману. Первый эпиграф из стихотворения Н. Рубцова.

Молчал, задумавшись, и я, Привычным взглядом созерцая, Зловещий праздник бытия, Смятенный вид родного края. Этот эпиграф обозначает, с одной стороны, позицию автора-творца («Молчал, задумавшись, и… созерцая»), его включенность в существующее состояние бытия («привычным взглядом»). С другой стороны, он вводит тему жизни как «праздника бытия», в котором незаметно присутствует гибель жизни, смерть живого, превращающая праздник в «зловещий», и характеризует состояние национальной жизни в целом («смятенный вид родного края»), то есть нарушенный ход национальной жизни, лишенной какой-либо устойчивости. Бытие, по мнению В. Астафьева, включает в себя как телесное, так и духовное начало. Материальное постоянно умирает и возрождается, являя собой «праздник бытия».

Духовное же, говорит автор, существует постоянно, оно вечно, и необходимо помнить, что, если наслаждаться только материальным, забывая о духовном, «праздник бытия» может стать зловещим. Духовное и материальное у В. Астафьева неразрывно взаимосвязаны, и духовное преобладает над телесным, именно оно является жизненным ориентиром, отсутствие которого вызывает неопределенность жизненных позиций и целей. Во втором эпиграфе («мы, растения и животные, будем существовать в течение миллиардов лет», если «будем себя вести как следует») В.

Астафьев представляет свое особое восприятие бытия. Этот эпиграф обозначает как участников «праздника бытия» («мы, растения и животные»), так и того, кто несет ответственность за то, чтобы он не обернулся гибелью живого (человек). Он включает человека в систему «мы, растения и животные», в систему всего живого, называемую природой, и получает и границы, и условия существования всего живого («Если мы будем вести себя как следует»). По мнению автора, целостность этой системы является залогом для ее вечной жизни в противовес смерти, но природное единство возможно, считает В. Астафьев, если человек будет «себя вести как следует», то есть ощутит себя органичной частью природного мира и научится соблюдать его законы. Таким образом, уже на основе анализа эпитетов можно говорить об универсальности постановки темы природы в романе В.

Астафьева, она отождествляется с бытием, с жизнью. Природа у В.

Астафьева имеет душу, и душа человека является каплей этой огромной души, поэтому хранить связь с природой человеку необходимо для сохранения собственной духовности. Природа у В. Астафьева олицетворяется с женщиной (глава «Царь-рыба»), они являются животворящим началом, и если человек посягает на природу и женщину, то он погибает, потому что человек связан с природой не только материально, но и духовно. Необходимость существования человека в гармонии и единстве с остальным миром и его неотделимость от природы В.

Астафьев доказывает описанием в романе многообразных связей человека со всем живым. Особая сюжетная организация романа (повествование на эпическом и лирико-публицистическом уровнях) позволяет рассмотреть разные степени родства людей и окружающего их мира. Это кровное, условное и духовное родство. Такая концепция определяет систему персонажей романа. Критерием оценки героев становится их отношение к природному миру, его законам и ценностям.

В соответствие с этим все персонажи романа разделены на тех, кто живет по законам родства с окружающим миром (автор-рассказчик, его брат Николай и Аким), и на тех, кто эти законы нарушает. Это браконьеры Игнатьич, Дамка, Грохотало, Командор, а также Герцев.

Браконьеры преступают законы родства на каждом из уровней. В их внутрисемейных отношениях все разрушено, они либо не созидают новую жизнь вообще (у Дамки, Грохотало нет детей), либо созидают, но не формируют с ней духовных связей (Герцев не воспитывает своего ребенка). Нарушение условного родства выражается в преступлении браконьерами законов общечеловеческого братства. В прошлом у каждого из рыбаков есть либо нравственное, либо уголовное преступление, совершив которое, они отделили себя от человеческого мира. Ни между браконьерами и поселком, в котором они живут, ни между самими рыбаками нет никаких связей, каждый из них заботится только о самом себе. Единственное чувство, которое царит среди браконьеров — это неуемная зависть, толкающая каждого из них на новый проступок.

Браконьеры настолько привыкли к своим ежедневным преступлениям, что они стали частью их жизни, образом их жизни, и это, незаметно для них самих, привело к полной моральной деградации рыбаков. Для браконьеров не имеют значения ни общечеловеческие, ни природные ценности. Нарушение духовного родства выражается в их пренебрежительном или корыстно-приспособительском отношении к опыту народной жизни (поверья, пословицы, поговорки). Такие как Игнатьич, Грохотало, Герцев, разрывают непрерывную жизненную цепь поколений, связанную не только кровно, но и духовно. Не соблюдая правила человеческого братства, они преступают и законы всеобщего родства.

Браконьерствуя, рыбаки не просто ранят природу, они покушаются на общую природную душу, принадлежащую не кому-то одному, а всему живому на земле, поэтому природа жестоко их наказывает (попадает на самолов Игнатьич, погибает в тайге Герцев). Рассказывая о судьбе браконьеров, В. Астафьев говорит о невозможности существования человека отдельно от природного мира, который представляет собой большую семью, и именно жизнь в родстве со всеми и соблюдение законов человеческого и природного общежития является естественным вариантом существования человеческого общества. Те, кто следует этим законам, обладают авторитетной и ответственной позицией в мире. Тема семейного братства берет начало в первой главе «Бойе» и раскрывается сразу на двух уровнях повествования. В лирико-публицистическом повествовании это родство автора-рассказчика, частного человека, и его брата Николая. Герой, рано ушедший из дома и много лет проведший в дали от него, тем не менее, скучает по своей семье и переживает ее разобщенность, поэтому едет за бабушкой из Сисима, встречается с отцом и с мачехой, стремясь восстановить былую семью, соединить всех вместе, чтобы обрести благодаря этому родовую прочность, основу жизни, но, к сожалению, понимает, что невидимая духовная ниточка, связывавшая всех, давно уже утеряна.

Этому способствовали и частые отлучки отца из дома, и уход автора — рассказчика из родного лона, а также мачеха, не стремящаяся сохранить тепло семейного очага. Но герой разочаровывается, потому что встречает совершенно чуждых и безразличных ему людей. Герой переживает разобщенность своей семьи, поэтому едет за бабушкой из Сисима, встречается с братом Колей и отцом, Возвращаясь через много лет домой, герой встречает людей, совершенно чуждых ему и безразличных. Частично потребность в обретении семьи и благодаря этому родовой прочности удовлетворяется ответным чувством брата Коли, которое не погаснет до самой смерти брата, именно это чувство будет связывать героя с далеким поселком Игарка всю жизнь, именно благодаря ему он будет возвращаться в родные места снова и снова. В эпическом повествовании, где уже звучит голос автора-демиурга, автора-создателя романа, тема семейного братства раскрывается при описании зимовки в тайге трех человек, которые вынуждены были устроить обряд породнения через кровь для того, чтобы сохранить жизнь как высшую ценность. В этом случае кровное родство представляется как условное.

Именно кровное родство спасает людей от смерти, именно оно становится залогом жизни. Конечно, это им помогло, но и в том, и в другом случае кровное родство не является самым прочным, потому что оно не объединяет души людей, не делает их ближе друг другу. В. Астафьев говорит о том, что для того, чтобы быть семьей недостаточно быть только кровными родственниками, между людьми должна быть какая-то другая связь, которая заставляет их бескорыстно помогать друг другу, заботиться друг о друге и переживать. Так тема кровного родства перерастает в тему духовного родства и духовного единства, которое способно объединить не только родственников, но и сделать одной семьей совершенно разных, несвязанных кровно людей.

Автор говорит о том, что человек сам осознает необходимость родства с себе подобными как условия для продолжения существования.