«Чертовы качели» в поэзии и в жизни Ф. Сологуба

Качает черт качели Вперед — назад, вперед — назад… Ф. Сологуб Современники серебряного века с любовью, трогательно относились к поэту и прозаику Федору Сологубу. Вот что писала о нем Зинаида Гиппиус: «О Блоке можно было написать умер. И о Розанове.

Да и о Брюсове: он хуже, чем умер, он — большевицкий цензор, сумасшедший жестокий коммунист, пишет оды на смерть Ленина и превратился из поэта и беспомощного рифмоплета… что даже удивительно . Но могу ли я говорить о Сологубе? Он в России. Я его знаю, люблю неизменно, уважаю неизменно, вот уже почти тридцать лет…» Я специально привел столь объемную цитату из Гиппиус, потому что в этой характеристике — весь художник Сологуб и гражданин Сологуб, и явление «Сологуб в мире».

Поэт любим и уважаем творческой русской интеллигенцией за то, что не преклонил колен перед варварской властью большевиков. Многие это сделали. Главной трагедией поэта была мечта и действительность в вечной борьбе и игре с его душой, ранимой и беззащитной: …Хочу конца, ищу начала, Предвижу роковой предел.

Противоречий я хотел, Мечта владычицею стала. Его влечет образ таинственной звезды — «звезды Маир». Но он всегда хочет возвратиться на родную свою землю. Известно, что, когда Сологуб выходил на эстраду и читал свои волшебные стихи, он сам казался трагическим противоречием этих стихов.

В них сплеталось реальное с нереальным. Мне кажется, что его «мечта и действительность» в вечной игре с его душой — это и есть тот образ, который он нарисовал в своих стихах о «чертовых качелях». Он словно был склонен во всем выискивать и, если ее там нет, то придумать: Потягайся с ведьмой мудрой, Силу в силе покажи… О, Кузмич мой беднокудрый, Ты меня заворожи!

Поэт сам был рад тому, что его кто-то заколдует, заворожит. И сам он часто брал ритм завораживающий, явно сам выступая в роли колдуна: …Ты не в круге, весь ты в точке, Я же в точку не вмещусь… …будешь умирать, И тогда поймешь и примешь Троецветную печать… Для придачи «волшебники» своим стихам он менял ритмы, искал таинственные смысловые и словесные ходы: Водой спокойной отражены, Они бесстрастно обнажены При свете тихом ночной луны.

Два отрока, две девы творят ночной обряд… Сологуба считали человеком надменным. Особенно журналисты, которые наперебой домогались у него интервью. Но что поделать — он не любил эту суматошную братию, ему было жаль на них тратить время и душу.

Они же в отместку не раз объявляли его колдуном и садистом. И это была почти правда — темные силы властвовали в его поэзии: Когда я в бурном море плавал И мой корабль пошел ко дну, Я возопил: «Отец мой, Дьявол, Спаси меня, ведь я тону». Признав отцом дьявола, лирический герой Сологуба принял от дьявола и все черное наследство: злобную тоску, душевное одиночество, холод сердца, отрешение от земной радости и презрение к человеку. После таких откровений, как детский сон, вспоминались его нежные строки: В поле не видно ни зги… Кто-то зовет: «Помоги!» Как помогу?

Сам я беден и мал, Сам я смертельно устал — Что я могу?.. Далее в стихах идет высокий нравственный мотив: Если не сможем идти, Вместе умрем на пути… Но, увы, процесс отхода от прошлых нравственных идеалов набирал губительную силу.

Если раньше он писал: Я верю в творящего Бога, В святые завесы небес… — то теперь стало: Собираю ночью травы И варю из них отвары… На фоне таких контрастов было невозможно понять, что за личность — поэт Сологуб. Сам он не проявлял к друзьям никакого особого внимания. Одно время их связывала дружба с Блоком. Но после написания Блоком «Двенадцати» он охладел и к нему.

Имя Сологуба вовсю гремело. Актеры выли с эстрады его знаменитое: Качает черт качели… Видимо окончательно разрушив свою душу, он уходил в мистику из реального мира: В мире ты живешь с людьми, — Словно в лесе, в темном лесе, Где написан бес на бесе, — Здесь с такими же зверьми. Видимо, это следует понимать как поражение Дон Кихота, который не смог осилить любовью и мечтой это населенное бесами пространство. «Чертовы качели», описав последний полукруг в жизни поэта, навсегда остановились.

Остановились для него, но в его поэзии они все еще раскачиваются задиристо и лихо, напоминая нам, что жизнь всегда можно сделать просто смертельной игрой.