Чехов — мастер социального типажа

Определяющим в лаконичных новеллах-фрагментах А. Чехова является прежде всего их анекдотичность развязок, определенных неординарностью ситуаций. Неуважение человеческого достоинства, достоинства персонажа, который в условиях полицейского бюрократичного режима чинопочитания добровольно унижает себя. Показательной относительно этого есть повествование о смерти чиновника. «Смерть чиновника» А. Чехова — одна из лучших сатирических миниатюр, где банальная ситуация (пугливый чиновник Червяков ненарошно в театре чихнул на лысину статскому советнику генералу — Брюзжалову) через мысленную, напускную тревогу (а вдруг генерал обиделся, не простит и может отрицательно повлиять на служебное положение Червякова: фамилия, как видим, мотивированная), все больше усложняется и заканчивается трагически.

Выведенный из себя бессмысленными извинениями мелкого служащего, генерал конец концом гневно выгоняет его. Доведенный к отчаянию Червяков не смог пережить такого потрясения и внезапно умирает. Гиперболизация данной коллизии использована здесь для глубокого раскрытия комизма, в самом деле, анекдотического случая, за которым кроется трагизм общественного бытия.

Ощутимый здесь непосредственно определенный мотив «Шинели» Г. Гоголя. Однако гоголевский персонаж вызывает сожаление и сочувствие. Самая смерть Червякова, как следствие общественных этичных отношений, чинопочитание, фарисейства и соглашательства, вызывает пренебрежение и презрение к соответствующим человеческим порокам.

Чехов — большой мастер социального типажа. Причем выхваченные из живой действительности типы в авторской в специальной гиперболизации недостатков и поступков превращаются в обобщенные символы — образы символы, какие не привязанные к конкретной эпохе или системе. Заложенные в соответствующих характерах символах проблемы, как, кстати, и в гоголевских персонажах, являются вечными в основах человеческой жизни, которой невозможно подогнать в заранее упроченные рамки, в идеальные стандарты. Весомое место в малой, да и большой прозе Чехова занимает художественная деталь, которая безошибочно определит и социальное положение персонажа, и его моральный аспект, и, наконец, сущность характера.

Скажем, в анекдотическом коротком сказе причтового характера «Толстый и тонкий» обрисованная случайная встреча бывших друзей по гимназии, один из которых «толстый», второй — «тонкий». Лаконичная характеристика каждого довольно точная. Здесь художественная деталь сразу очерчивает образ, тип в принадлежности к определенной социальной иерархии. Скажем, «Толстый только что, пообедал на вокзале, и губы его, испачканные маслом, лоснились, как спелые вишни. Пахло от него хересом и флердоранжем».

Жирные губы «Толстого», запах вина и дорогих духов подчеркивают принадлежность персонажа к высшей общественной касте. В описании «Тонкого» автор делает тоже своеобразный акцент: «Тонкий же только что вышел из вагона и был навьючен чемоданами, узлами и картонками. Пахло вот него ветчиной и кофейной гущей. Из-за его спины выглядывала худенькая женщина с длинным подбородком — его жена, и высокий гимназист — его сын».

Запах от недавней довольно скромной трапезы, загруженность вещами (несет одна, без помощи нанятых носильщиков), худенькая фигура жены (она, оказывается, из иноверцев, лютеранка за вероисповеданием), которая на протяжении произведения не выговорила ни слова, лишь в конце предупредительно улыбнулась перед высоким чином. Сын гимназист с прищуренным глазом, который потом, сконфузившись от чина отцовского приятеля, вытянется «в фунт» и застегнется на все пуговицы своего скромного мундира. Все эти невиновные, но весомые детали очерчивают по-своему принадлежность героя к довольно скромной социальной прослойке бедного чиновничества, слишком заискивающего и льстивого перед высшими, перед властьимущими (из коротких воспоминания о детстве мы узнаем, что когда-то в гимназии Порфирий любил ябедничать и его прозвали Эфиальтом — именем классического предателя, который показал персам проход через Фермопилы).

Сочувствие и жалость к никчемному чиновнику, который из-за небольшой зарплаты коллежского профессора вынужден подрабатывать мелкими заработками «Жалованье плохое… Ну, да бог с ним! Жена уроки музыки дает, я портсигары частным образом из дерева делаю. Отличные портсигары! По рублю за штуку продаю», изменяются внезапно пренебрежением, презрением через самоунижение после внезапного дознания, которое «Толстой», его школьный друг Миша, теперь никто другой, как высокий генеральский чин — тайный советник, перед которым еще разрешал себе вольности и дружеские фамильярности.

Недавно откровенный и искренний в товарищеской непосредственности, «Тонкий вдруг побледнел, окаменел, но скоро лицо его искривилось во все стороны широчайшей улыбкой, казалось, что вот с лица и глаз его посыпались искры». На укор «Толстого», что они все — таки друзья детства (тайный советник здесь даже демонстрирует великодушие и простоту по отношению к гимназистскому товарищу), коллежский профессор проявляет такую предупредительность и льстивое соглашательство, которое высокому генеральскому чину становится противно. Генерал, пронизанный неприятными чувствами от такого неожиданного поворота встречи с приятелем, подает, поэтому руку на прощание.

Для «Тонкого» и его семьи наступает после недавнего страха приятное расслабление.
Тема предупредительности, льстивости в полицейской державной иерархии, приспособленчества к условиям с внезапным перевоплощением, изменением масок есть одной из ведущих в творчестве Чехова. Классическим сатирическим рассказом есть его всемирно известный «Хамелеон», где, как и в «Толстом и тонком», наблюдаем весомость художественных деталей, мастерство диалога, характерное для писателя акцентуацию собственных названий, в которых общественная, внутрипсихологическая сущность символизируется самой фамилией, анекдотичность ситуации с неожиданной, хотя и банальной развязкой. Как и во многих других произведениях Чехова,(«Унтер Пришибеев», упоминавшиеся «Смерть чиновника» и «Толстый и тонкий», «Маска», «Орден» и т. п.), в «Хамелеоне» наблюдаем психологическую мотивация поведения общества и конкретного индивида как продукта общественной морали.

Разнообразие социального типажа, оригинальность в описании представителей разных прослоек и каст с горькой иронией, убийственным сарказмом, а часто с печалью и трагизмом, с предоставленным характерам и ситуациям глубокого психологического содержания есть определяющим в прозе (и в драматургии) А. Чехова. Рубеж XIX-XX столетий — это противоборство мировоззрений, идей, убеждений, часто утопических и разрушительных в своей основе. Либеральные идеи с критикой монархических основ, апологетикой раскрепощения общества, демократических свобод и новомодных социальных веяний, с возражением традиционной морали становятся приоритетными в устах и поступках интеллигенции («История русской интеллигенции — это история русских революций» — С. Витте).

Однако за маской прячется на самом деле разнузданный и наглый в собственной силе и безнаказанности миллионер Пятигоров. Когда богач срывает из себя маску, напыщенные поборники справедливости начинают льстиво предотвращать перед ним. Так автор внезапно взимает личину святошества и либерального морализаторства из интеллигентов, которые, вопреки декларированным лозунгам, предотвращают перед могуществом власти денег.