Что мне больше всего нравится в поэме «Василий Теркин»

Говорят, что собирались поставить или уже поставили памятник бойцу Василию Теркину. Памятник литературному герою — вещь вообще редкая, а в нашей стране в особенности. Но мне кажется, что герой Твардовского заслужил эту честь по праву. Ведь вместе с ним памятник получают и миллионы тех, кто так или иначе походил на Василия, кто любил свою страну и не жалел своей крови, кто находил выход из трудного положения и умел шуткой скрасить фронтовые трудности, кто любил поиграть на гармони и послушать музыку на привале. Многие из них не обрели даже своей могилы.

Пусть же памятник Василию Теркину будет и им надгробием. Поэма Твардовского была действительно народной, вернее солдатской поэмой. По воспоминаниям Солженицына, солдаты его батареи из многих книг предпочитали больше всего ее да «Войну и мир» Толстого. В своем сочинении мне хотелось бы остановится на том, что мне больше всего нравится в поэме «Василий Теркин». Больше всего мне нравится в произведении Александра Трифоновича язык, легкий, образный, народный.

Стихи его так и запоминаются сами. По душе необычность книги, то, что каждая глава является законченным, отдельным произведением. Сам автор сказал о ней так: «Эта книга про бойца, без начала и конца». И то, что автор предлагает: Словом, книгу с середины И начнем. А там пойдет… Это, думается, делает героя ближе и понятнее. Очень правильно и то, что поэт приписал Теркину не так уж много геройских подвигов.

Однако переправы, сбитого самолета да взятого в плен языка вполне достаточно. Если бы меня спросили, почему Василий Теркин стал одним из моих самых любимых литературных героев, я бы сказал: «Мне нравится его жизнелюбие. Смотрите, он на фронте, где каждый день смерть, где никто «не заколдован от осколка — дурака, от любой дурацкой пули». Порой мерзнет или голодает, не имеет вести от родных. А он не унывает. Живет и радуется жизни: Ведь он в кухне — с места, С места — в бой, Курит, ест и пьет со смаком На позиции любой. Он может переплыть ледяную реку, тащить, надрываясь, языка.

Но вот вынужденная стоянка, «а мороз — ни стать, ни сесть». И Теркин заиграл на гармони: И от той гармошки старой, Что осталась сиротой, Как — то вдруг теплее стало На дороге фронтовой. Теркин — душа солдатской компании.

Недаром товарищи любят слушать его то шутливые, а то и серьезные рассказы. Вот они лежат в болотах, где перемокшая пехота мечтает уже даже о том, «хоть бы смерть, да на сухом». Сыплет дождик. И даже покурить нельзя: размокли спички. Солдаты все клянут, и кажется им, «хуже нет уже беды».

А Теркин усмехается и начинает длинное рассуждение. Говорит он о том, что пока солдат чувствует локоть товарища, он силен. За ним батальон, полк, дивизия. А то и фронт.

Да что там: вся Россия! Вот в прошлом году, когда немец рвался к Москве и пел «Москва моя», тогда и нужно было кручиниться.

А нынче немец совсем не тот, «этой песней прошлогодней нынче немец не певец». А мы про себя думаем, что ведь и в прошлый год, когда совсем тошно было, находил Василий слова, которые помогали товарищам. Такой уж у него талант.

Такой талант, что лежа в мокром болоте, засмеялись товарищи: легче стало на душе. Но больше всего мне нравится глава «Смерть и воин», в которой герой, раненый, лежит и замерзает, и чудится ему, что пришла к нему смерть. И стало трудно спорить ему с ней, потому что истекал он кровью и хотел покоя.

И чего уж, казалось, держаться за эту жизнь, где вся радость — то в том, что или замерзнуть, или рыть окопы, или бояться, что убьют тебя… Но не таков Василий, чтобы легко сдаться Косой. Буду плакать, выть от боли, Гибнуть в поле без следа, Но тебе по доброй воле Я не сдамся никогда, — шепчет он.

И воин побеждает смерть. «Книга про бойца» была очень нужной на фронте, она поднимала дух солдат, побуждала сражаться за Родину до последней капли крови.