Что является сюжетообразующим началом комедии «Вишневый сад»?

Единое сюжетное движение синтезирует внешнее действие (событийный ряд) и внутреннее его проявление (эмоционально-смысловой ряд). В центре внимания Чехова — повседневное течение жизни, течение времени. Внешний сюжет пьесы — имение идет с молотка — перекликается с внутренним сюжетом: человек в потоке времени — «…время идет». И в этом — важнейший философский конфликт пьесы. В своей последней пьесе Чехов размышляет о том, что делает с человеком время и в какие отношения вступает он с этой неостановимой и бесстрастной силой.

Ход времени

Уже современники Чехова заметили, что «главное невидимо действующее лицо» в его произведениях — «беспощадно уходящее время» (В. Курдюмов). Пьеса «Вишневый сад» дает почти «физическое ощущение текучести времени». Его неумолимый ход — главный нерв внутреннего сюжета комедии.

В «Вишневом саде» внешнее действие охватывает время с мая по октябрь. Первый акт пьесы переполнен указаниями на конкретное время. На два часа опоздал поезд. Пять лет назад уехала из имения Раневская. Шесть лет назад умер ее муж, а спустя месяц утонул семилетний сын Гриша. Лопахин вспоминает, как он, пятнадцатилетним, впервые увидел Раневскую. По мере развития действия время отступает в неопределенное прошлое: «Я тут спала, когда была маленькой…» (Раневская); «В прежнее время, лет сорок-пятьдесят назад…» (Фирс); «Шкаф сделан ровно сто лет тому назад» (Гаев).

В настоящем времени живет один персонаж — Лопахин. С его реплики: «Который час?» — начинается действие. Он контролирует время (авторские ремарки не раз указывают, что он смотрит на часы) и не опоздает на поезд: «Мне сейчас, в пятом часу утра, в Харьков ехать». Лопахин поставлен в жесткие рамки настоящего, и возможно, поэтому он наиболее чутко улавливает ход времени. В первом действии Лопахин дважды повторит: «Время идет», прежде чем назовет дату рокового аукциона — двадцать второе августа. Практически все персонажи в первом действии пребывают в неком пограничном состоянии сна и яви. Они вспоминают прошлое, которое для них оказывается большей реальностью, нежели настоящее. Их мир — мир призрачных грез, чуждый действительности. «Посмотрите, покойная мама идет по саду…» — радостно восклицает Раневская.

Лирико-элегический тон первого действия, опрокинутого в прошлое, сменяет во втором действии философский диспут о «гордом человеке», который происходит в поле, у заброшенной часовенки, перед заходом солнца. Бегство от настоящего в будущее чревато не менее горькими потерями, чем погружение в прошлое. Внимая Пете Трофимову, пророчествующему о будущем человечества, герои не слышат предупреждения Лопахина, развивающего заявленную в первом действии тему времени: «Надо окончательно решить — время не ждет». Настоящее требует не восклицаний, но поступков и решений, однако чеховские герои на них не способны. В этом смысле Петя Трофимов близок Гаеву и Раневской. Абсурдность этих персонажей в том, что они утратили ощущение реальности. Неспособность к проявлению сильного чувства ставится у Чехова в прямую зависимость от отношений персонажа со временем. Душевные привязанности одних остались в прошлом (сюжетная линия Раневская — парижский любовник), другие, устремленные в будущее, растеряли свои человеческие качества («…Мы выше любви» — Петя Трофимов). Практически все чеховские герои лишены способности любить, ибо это чувство требует душевных затрат и живет только в настоящем.

Третий акт — встреча с настоящим, сопротивляться которому бессмысленно. В нервозной обстановке «бала некстати» отражаются ритм текущей жизни, стремительность, с которой сменяются события. В этом контексте ликование нового хозяина: «Вишневый сад теперь мой!» — обнажает комичность притязаний человека остановить время и ограничить его рамками «теперь». Впрочем, в монологе Лопахина зазвучала неожиданная для него тема: «Я сплю, это только мерещится мне, это только кажется…» Интуитивно он чувствует иллюзорность победы: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».

Дом пока еще не продан, но предчувствие Раневской, высказанное во втором действии («Я все жду чего-то, как будто над нами должен обвалиться дом»), оправдывается. Он и правда «обвалится» под бравурную мелодию лезгинки и «топотанье» Лопахина.

Четвертое действие в пьесе наиболее динамичное. Авторская ремарка «пустота» — нейтральный фон ускорившемуся, почти осязаемому ходу времени: счет идет на минуты. Лопахин объявляет: «На дворе октябрь, а солнечно и тихо, как летом. Строиться хорошо. (Поглядев на часы, в дверь.) Господа, имейте в виду, до поезда осталось всего сорок шесть минут! Значит, через двадцать минут на станцию ехать. Поторапливайтесь».

Раневская в этом действии предстает в ином временном измерении: «Минут через десять давайте уже в экипажи садиться…»; «Еще минут пять можно»; «Ведь одна минута нужна, только»; «Я посижу еще одну минутку». Меняется ритмический рисунок образа. В этой «минуте» — вся прошлая жизнь: «Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!..»

Персонажи пьесы вдруг осознают быстротечность времени: «…А жизнь знай себе проходит» (Лопахин); «Да, жизнь в этом доме кончилась…» (Варя); «Жизнь-то прошла, словно и не жил…» (Фирс). Внутренний сюжет пьесы — то, что не случилось, не произошло. Что значит утрата имения по сравнению с прожитой жизнью, которую не заметил, словно и не жил! Встречи в доме и прощания в «пустоте» отражают глубинный конфликт пьесы — человек в уходящем времени, что превращает комедию «Вишневый сад» в пьесу о жизни и смерти. Конфликт человека со временем неизбежен, и здесь равны все — и побежденные, и победители.

Время в пьесе Чехова становится не только сюжетообразующим фактором, но и главным действующим лицом, заключающим в себе глубокий философский подтекст.