Цыганские мотивы и кабацкие мотивы в поэзии Есенина
В поэме «Анна Снегина» герой — сам поэт — говорит героине: Я вам прочитаю немного Стихи Про кабацкую Русь… Отделано четко и строго. По чувству — цыганская грусть. «Четко и строго» — такими словами определил Есенин характер работы над этим циклом, и у нас нет теперь никаких оснований не доверять поэту, который никогда и ни в чем не обманывал своего читателя. Слова о «цыганской грусти» вновь возвращают нас к самой действительности и к поэзии 20-х годов. Цыганские мотивы, с их тоской, с их весельем, похожим на отчаянье, издавна бытовали в русской поэзии. Здесь достаточно напомнить имя Аполлона Григорьева. Эти мотивы, органически переплетаясь с печальными обстоятельствами русской жизни, не раз помогали писателям выражать глубокие и значительные мысли, о чем можно судить хотя бы по произведениям Н. Лескова, А. Блока.
В годы нэпа эта старая «цыганская грусть» обрела другое осмысление — стала аккомпанементом упаднических настроений. В стихах Есенина она выразилась в надрывных интонациях, в чувстве безысходной тоски, в жалобах на свою пропащую жизнь.
В стихах Есенина этого времени мы особенно часто встречаем беспощадное самобичевание, поэт называет себя «озорным гулякой», «забулдыгой», «скандалистом», «повесой», «хулиганом», «пропащим». Душевная боль и горечь были источником «Москвы кабацкой», которая вызвала в последующем творчестве Есенина целую тему — тему покаяния. Она принимала у него чисто русскую форму: как в старой Руси согрешившие и заблудшие выходили на площадь, становились в грязь на колени и каялись перед народом, так Есенин каялся перед Советской страной в том, что он мешал ей своей песней «пьяной и недужной». И не страну винил он, а только самого себя: «Годы молодые с забубенной славой, Отравил я сам вас горькою отравой», «Слишком мало я в юности требовал, Забываясь в кабацком чаду…»
И было бы большим заблуждением считать, что в кабацком разгуле Есенин находил какое-либо успокоение. Думать так — значит не видеть подлинного драматизма того положения, в котором оказался поэт. Ни в одном стихотворении Есенин не любуется кабацкой обстановкой, окружающими его «пропащими» людьми. Он сам назвал кабак «логовом жутким», а его обитателей «чужим и хохочущим сбродом». С внутренним отвращением он пишет обо всем этом, стыдясь своего безволия. Нет ничего более оскорбительного для Есенина, чем попытки усмотреть в стихах, подобных «Москве кабацкой», основные мотивы его творчества. Но в то же время нельзя, конечно, впадать в другую крайность — не замечать явно упадочных мотивов в творчестве Есенина, делать вид, что их вовсе не было.
С. А. Толстая-Есенина вспоминает: «В ноябре 1925 года редакция журнала «Новый мир» обратилась к Есенину с просьбой дать новую большую вещь. Новых произведений не было, и Есенин решил напечатать «Черного человека». Он работал над поэмой в течение двух вечеров 12 и 13 ноября. Рукопись испещрена многочисленными поправками». («Новый мир», 1959 г., N12). В эти два вечера Есенин не создавал поэму, а лишь основательно ее правил Создавалась она гораздо раньше — в 1922-1923 годах, в период «Москвы кабацкой» и заграничной поездки Есенина.
Поэма — это разговор Есенина с мрачным пришельцем, который обладает страшной властью над поэтом. Он смеется над ним, издевается над его стихами, гнусавит, «как над усопшим монах», читает ему жизнь «какого-то прохвоста и забулдыги»
Словно хочет сказать мне, Что я жулик и вор, Так бесстыдно и нагло Обокравший кого-то. Эта поэма — самое трагическое произведение Есенина. В то же время в ней есть признаки той высокой трагедии, идущей еще от античности, которая всегда содержала тему нравственного очищения через страдания. Черный человек — двойник поэта, он вобрал все то, что сам поэт считает в себе отвратительным и мерзким. Отсюда ненависть поэта к нему. Пересиливая себя, он пытается разделаться с ним, избавиться от него: Черный человек! Ты прескверный гость. Эта слава давно Про тебя разносится. Я взбешен, разъярен, И летит моя трость Прямо к морде его, В переносицу… Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И разбитое зеркало…
При всем драматическом звучании и мрачном колорите «Черного человека» в поэме есть тема противоборствования темным силам, робкая надежда на просветление. Н. Асеев, которому Есенин читал «Черного человека», писал, что из поэмы на него смотрело «живое, правдивое, творческое лицо поэта, лицо, умытое холодом отчаяния, внезапно просвежевшее от боли и страха перед вставшим своим отражением».. Ведь в этой книге, по которой Черный человек читает жизнь поэта, есть не только отчаяние и боль, в ней — «много прекраснейших мыслей и планов». И как показали ближайшие годы, эти надежды и планы не были пустым ожиданием.
Цыганские мотивы и кабацкие мотивы в поэзии Есенина