Динамика стиха и прозы в русской словесности

Вот уже почти полвека мы перемываем Пушкину кости, полагая, что возводим ему памятник по его же проекту. Выходит, он же преподносит нам единственный опыт загробного существования. По Пушкину можно судить — мы ему доверяем.

А. Битов. «Свободу Пушкину!»

Новая монография известнейшего российского стиховеда представляет собой своего рода вторую часть его «научной дилогии», первая книга которой касается прежде всего теоретических проблем взаимоотношения стиха и прозы . В вышедшем теперь труде взгляд на главную проблему — не через призму теоретического вневременного их сравнения, а с точки зрения исторически обусловленного их соположения.

Ю. Б. Орлицкий. ДИНАМИКА СТИХА И ПРОЗЫ В РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ. М.: РГГУ, 2008. 845 с.

Во введении «Необходимые теоретические и терминологические предпосылки исследования» автор сжато, точно и — что очень важно — просто определяет, что есть стих и проза, причем эта оппозиция, принципиальная для любого текста и читателя, разъясняется в сравнении с другими схожими оппозициями: «поэзия — проза, лирика — эпос» .

Чтение предисловия может вполне заменить раздел курса лекций по введению в теорию литературы, с равным успехом и просветив совсем несведущего, и наведя Порядок в умах многих коллег. Как только мы определяемся с терминологией: стих, проза, верлибр, литературный раешник, версе, прозиметрум, удетерон… и еще многое-многое другое, — нас знакомят с классификацией, которая может быть дана всему несусветному многообразию существующих в мире русской словесности текстов.

И вот — собственно исследование. На широчайшем материале. Перед нами проходят прозаики и поэты и «первого» ряда, и позабытые, от XVIII века — через «золотой век» русской поэзии — к ее Серебряному и «бронзовому» веку — вплоть до наших дней…

Пушкин, Хомяков, Вельтман, Достоевский, Гуро, Есенин, Хармс, Платонов, Сапгир, Галич, Высоцкий, Битов, Аксенов, Садур — вот только несколько имен из сотен упоминающихся.

Здесь можно найти ответы практически на любой вопрос, касающийся заявленной в заголовке проблемы. Влияние стиха на прозу и наоборот, поэтического творчества конкретного автора на последующее прозаическое, иными словами, как стих входит в прозу и что при этом получается, каких результатов достигает писатель. Что принять за «эталон прозаического текста» ? Каковы приемы анализа взаимодействия стихового и прозаического начал в тексте? И почему этот анализ необходим?

Или, например, чем прозиметрум вельтмановского «Странника» отличается от других? «Можно ли говорить о… влиянии пушкинского стиха на ритмический строй знаменитой речи Достоевского о нем» ? И действительно ли так монолитно прозаичны его тексты? А в какие ритмические отношения вступают два «цитируемых» стихотворения в романе «Идиот» и что из этого получается? Что, кроме соседства на странице, роднит такие несхожие стихотворения как «Гамлет» и «Март» из романа Пастернака «Доктор Живаго», становящиеся «своего рода метрически сдвоенным магистралом» ? Чем объясняется «поэтичность прозы Гоголя» ? Какие механизмы ритмизации свойственны знаменитым его лирическим отступлениям? Стиховые?

А вот и нет! Какова «индивидуальная модель стихопрозаического единства» одного из самых загадочных прозаиков ХХ века — Андрея Платонова? Самыми метризованными оказываются — совсем неожиданно — статьи и записные книжки писателя!

Вряд ли можно просто угадать ответ на поставленные вопросы, опираясь на «привычку» читателя или филолога. «Казалось… оказалось!» В подобную игру можно играть и с искушенными коллегами, и с учениками средней школы.

В орбиту исследования вовлекаются все новые и новые проблемы… Например, где заканчивается заголовок и начинается текст, классицизм и романтизм: каково «место прозиметрии в культуре романтизма», проблема перевода или жанра … И оказывается: то, что видит глаз стиховеда, — видит далеко не каждый, а пригодится — всем.

Предложенная информация подкупает не только широтой охвата и глубиной, если можно так выразиться, разработки, но еще и формой ее подачи — как это ни странно для научного издания — увлекательно и доступным языком.

Для кого-то эта книга станет практическим историко-литературным справочником, для кого-то — источником теоретической информации и, наконец, — это просто необыкновенно увлекательное чтение.