«До свиданья, друг мой, до свиданья» анализ стихотворения Есенина

«До свиданья, друг мой, до свиданья» — пожалуй, наиболее известное из всех стихотворений Сергея Есенина. И дело не только в том, что оно имеет мистический ярлык «предсмертное», но и в огромной глубине этих восьми строк.

История создания произведения довольно необычна. Писал Есенин свои последние строки кровью, но не потому, что хотел подчеркнуть их драматичность , а потому, что в гостинице не оказалось чернил. С другой стороны, тяжелое душевное состояние поэта не вызывает сомнений: после выхода из психоневрологической больницы, где он лечился, минула всего неделя.

И последнее стихотворение несет явный отпечаток сложных размышлений, это своеобразное подведение итога собственной жизни.

В самом начале стоит обращение «друг мой», такое же, как в «Черном человеке» — еще одном произведении, в котором Есенин оценивает свою жизнь. Этот «друг» — вымышленное лицо, то ли лучшая сторона натуры автора, то ли кто-то светлый и бесконечно снисходительный к человеческим слабостям. «Ты у меня в груди» — эти слова подтверждают постоянное присутствие образа в жизни автора. После печальной третьей строфы о предназначенном расставании — обещание встречи, словно этот «друг» и правда способен пересилить все, даже конец жизни, уход в иной мир.

Именно окончание первой строфы дарит ощущение подъема, надежды; возможно, сам поэт в эту минуту верил в будущую встречу, в то, что за смертельной чертой будет не одна лишь пустота. Похожую надежду он высказывает в стихотворении «Мне осталась одна забава», где хотел умирать под иконами, несмотря на «неверие в благодать».

Но в своем последнем произведении Есенин сам же и гасит этот проблеск веры. Прощание без руки и слова, мало того — обращаясь к собеседнику, «другу», автор почти отмахивается от него и от его переживаний, как будто прощание это ничего не значит, как будто оборвать свою жизнь — пустяк, и само бытие — тоже. Две последние строчки давно стали афоризмом, философским изречением, отрицающим важность жизни и смерти.

И как тонко отрицающим! Никаких уничижительных слов, простая и емкая формулировка — «не ново». Здесь невозможно спорить, в самом деле, сколько тысячелетий живут и умирают люди, и никого нельзя этим удивить.

Автор не ставит себя ни выше, ни ниже других в этих строках, перед финальной чертой жизни все в конечном итоге равны, и это признание, даже осознание потрясает своей глубиной.

Есенин не мог не понимать, что оставит после себя намного больше, чем обычные люди. В других его произведениях нередко мелькает похвала себе и своему таланту, но все они забываются и отлетают, словно шелуха, перед величием последнего стихотворения. Диалог с незримым другом и судьей, осознание ценности жизни, не большей и не меньшей оттого, что это жизнь поэта, осознание того самого «не важно», которое часто ведет к гибели, и сама последовавшая гибель вырывают произведение из ряда выдающихся и возносят к гениальным.

Стихотворение и воспринимается, и является откровением. О том, что строки шли прямо от намаявшейся души, свидетельствует и их размер: неровный, сбивчивый. Пятистопный ямб с безударными стопами в то в начале, то в середине строки создает своеобразный ритм с паузами, больше похожий на живой разговор или напев, чем на стихотворение.

Первая строка во второй строфе выбивается из общего размера за счет обращения «друг мой», и эта небрежность не нарочитая, а подтверждающая, что стихотворение писалось на одном дыхании, без правки и приглаживания.

Какая бы тоска и уныние ни вдохновили поэта на создание этой Эпитафии самому себе, впечатление она оставляет скорее светлое. Прощание без надрыва и слез; признание равной ценности жизни и смерти, и к тому же — все-таки надежда на будущую встречу. Так проститься с бытием и людьми мог только истинный поэт.