В пьесах Чехова, как уже указывалось выше, важны не только переживания героев, а весь ансамбль сценических средств, совокупность всего, что зритель видит на сцене. Автор использует каждую деталь, усиливающую эмоциональную сторону пьесы. Отсюда понятна та роль, которую играют в пьесе зрительный и слуховой элементы. Зрительные эффекты в пьесе «Вишневый сад» создаются в основном при помощи пейзажа; таковы белые цветы вишневого сада и восходящее солнце (в первом действии), заходящее солнце (во втором действии) и т. п. Не менее важную роль в пьесе играют слуховые эффекты: замирающий печальный звук лопнувшей струны (во втором действии), тихая музыка (в третьем действии), стук топора (в последнем действии). Глухие удары топора по стволам вишневого сада в последнем действии играют особенно важную роль в композиционной структуре пьесы: они символизируют гибель вишневого сада, конец дворянского гнезда с его ненужными для жизни, беспомощными владельцами. Чехов искусно избегает монотонности настроений. Он добивается этого при помощи контрастного переплетения в пьесе драматического и комического элементов. Такое построение пьесы тоже целиком обусловлено задачей воспроизвести на сцене обыкновенную жизнь, для которой характерно каждодневное чередование самых разнообразных настроений. Мы видим в пьесе ряд комических персонажей (Епиходов, Симеонов-Пищик, Яша, Дуняша) и ряд комических ситуаций. Минорная настроенность Раневской и Гаева сменяется и переплетается с бодрым тоном речей Трофимова, Ани, Лопахина. Мало того, даже в настроениях отдельных героев (например, Раневской) чередуются то бодрые, то печальные ноты. В пьесе нет борьбы характеров, но динамика настроений налицо.
Из драматургических приемов, осуществленных Чеховым в пьесе «Вишневый сад», необходимо указать еще на следующие: Чехов расширяет и углубляет содержание пьесы путем введения так называемых вне сценических образов. Анализ пьесы показывает, что помимо пятнадцати действующих на сцене лиц, в ней фигурируют еще тридцать два вне сценических образа, которые только упоминаются: ярославская тетушка, утонувший сын Раневской, любовник Раневской, отец Лопахина и др. В пьесе очень важную роль играет смысловой подтекст, т. е. те недоговоренности, те намеки, которые скрыты под фразами персонажей. Станиславский так характеризовал пьесы Чехова: «Их прелесть в том, что не передается словами, а скрыто под ними». Этот смысловой подтекст определяет так называемое «подводное течение» пьесы.
Необходимо, наконец, остановиться на языке героев пьесы. Чехов предъявлял к речи персонажей два основных требования. Прежде всего, настаивая на жизненной правде сюжета и образов, он стремился к максимальной простоте и естественности языка персонажей. Его очень раздражало, что у некоторых современных драматургов «персонажи не говорят, а изрекают». В то же время он считал, что речь героев должна быть строго индивидуализирована. Необходимо, заявлял он, чтобы каждый персонаж «говорил своим языком». Этот принцип индивидуализации речи проведен и в пьесе «Вишневый сад»: язык Раневской — это лирически окрашенный язык несколько сентиментальной женщины; речь Лопахина — грубоватая речь дельца; в речи Трофимова мы слышим публицистически-ораторские нотки; речь Гаева характеризуется назойливым повторением биллиардных терминов и т. п. В области речевой характеристики персонажей Чехов, как мы видим, был верным продолжателем традиций великих русских классиков XIX в.
«Вишневый сад» был только дальнейшим развитием и углублением той новаторской драматургической линии, которая отчетливо была намечена уже в «Иванове», «Чайке», «Трех сестрах» и «Дяде Ване». Лирическая конструкция пьес Чехова и утвердила за ними право на название «лирической комедии» (или — неточный термин — «драмы настроений»). Лучшим истолкователем тем и образов чеховской драматургии был и остается Московский Художественный театр. Именно в этом театре, выступившем в эпоху Чехова под знаменем сценической правды, драматургические принципы Чехова нашли свое наиболее совершенное воплощение.
Бернард Шоу в связи с 40-летием со дня смерти Чехова заявлял: «В плеяде великих европейских драматургов — преемников Ибсена-Чехов сияет, как звезда первой величины, даже рядом с Толстым и Тургеневым. Уже в пору творческой зрелости я был очарован его драматургическими вариантами; темы никчемности культурных бездельников, не занимающихся созидательным трудом. Под влиянием Чехова я написал пьесу на ту же тему и назвал ее «Дом, где разбиваются сердца».