Фальшь в человеческом общении в рассказах Чехова

Герой романа «Воскресение» Нехлюдов сталкивается с людьми, которые с участливым вниманием на лице поддерживают разговор о несчастном положении арестантов . Они оживленно обсуждают и другие серьезные вопросы, например о состоянии современной драматургии. Но каждый раз Нехлюдов чувствует только фальшь и притворную заинтересованность своих собеседников в обсуждаемой теме.

Он понимает, что ни княгине Корчагиной, ни ее гостям «нет никакого дела ни до драмы, ни друг до друга, а что если они говорят, то только для удовлетворения физиологической потребности после еды пошевелить мускулами языка и горла».

Толстому видна сущность, которая кроется за внешним лоском и отменной воспитанностью этой княгини, или сенатора Вольфа , или МанеЙе .

В неприятии этой фальши в человеческом общении Чехов рядом с Львом Толстым. Его княгиня из рассказа, написанного за десять лет до появления романа «Воскресение», своим ханжеством и низменными инстинктами предвосхищает толстовскую княгиню Корчагину. А профессор Николай Степанович, сознающийся в притворстве своем и окружающих, напомнил первым читателям чеховской повести героя повести Толстого «Смерть Ивана Ильича», появившейся за три года до «Скучной истории» . ТО В начале 90-х годов Чехов как художник набрал новые силы. Знаменитая его поездка на остров Сахалин не могла не сказаться V на его литературной работе.

После поездки критический пафос ‘чеховского творчества несомненно усилился. Под непосредственна ным впечатлением от всего увиденного и услышанного на этом каторжном острове, где царизм заживо сгноил десятки тысяч людей, часто ни в чем не повинных, Чехов написал, может быть, самую потрясающую повесть конца XIX века — «Палата № 6». Страшное, гнетущее впечатление производит на читателя судьба несчастного доктора Рагина, насильно заключенного в психиатрическую палату и погибшего там.

Современники Чехова почувствовали, что в порядках, господствующих в палате № 6, автор повести, по существу, изобразил строй жизни всей России.

Работая над этой повестью, писатель одновременно, как это у него нередко бывало, обдумывал и другие, в том числе более жизнерадостные сюжеты. В марте 1892 года «Палата № 6» была уже написана в черновом виде, Чехов трудился над ней до самой осени, и в эти же месяцы, не прерывая работы над серьезными сюжетами , он, словно для разрядки, сел за маленький рассказ с знаменательным названием «Радость» — о шестнадцатилетней девушке с чистой душой, с наивными мечтами о счастье и замужестве1; тогда же он написал несколько смешных мелочей

Да и в самой «Палате № б» не все так уж безысходно. Сквозь решетки психиатрического застенка пробивается слабый свет надежды. В споре с доктором, который не верит в лучшее будущее человечества и считает бессмысленным сопротивляться несправедливому порядку вещей, больной Громов восклицает: «Пусть я выражаюсь пошло, смейтесь, но воссияет заря новой жизни, восторжествует правда, и — на нашей улице будет праздник!

Я не дождусь, издохну, но зато чьи-нибудь правнуки дождутся. Приветствую их от всей души и радуюсь, радуюсь за них! Вперед!

Помогай вам бог, друзья! Из-за этих решеток благословляю вас! Да здравствует правда! Радуюсь!» Оттого, что эти страстные слова произносит душевно больной человек, они не кажутся нам нелепыми и смешными, как можно было бы ожидать, а, наоборот, звучат с какой-то грустной торжественностью, и непосредственный смысл вполне логично выраженной мысли западает нам в душу.

Сочетание безысходности и надежды вообще характерно для многих героев Чехова. Это художник, который видит во тьме свет, и в его самых жизнерадостных описаниях есть почти всегда отголоски печальные, тревожные. Это сочетание сохранились в чеховских произведениях и к концу творческого пути писателя, когда в его повествовании стали звучать все сильнее «ноты бодрости и любви к жизни», как выразился Горький, приветствовавший выход в свет повести «В овраге». «В новом рассказе, трагическом, мрачном до ужаса, эта нота звучит сильнее, чем раньше, и будит в душе радость и за нас и за него, трубадура «хмурой» действительности, грустного певца о горе, страданиях «нудных людей» — так писал в 1900 году Горький в статье об этой повести, опровергая трафаретные формулировки критиков, видевших в зрелом творчестве Чехова только «хмурое» настроение эпохи.