Фашизм и человек, — не могут сосуществовать. Когда побеждает фашизм, перестает существовать человек

Именно эта мысль составляет пафос одного из вершинных произведений нашей литературы, романа В. Гроссмана «Жизнь и судьба». «Фашизм и человек, — пишет Гроссман, — не могут сосуществовать.

Когда побеждает фашизм, перестает существовать человек, остаются лишь внутренне преобразованные, человекообразные существа». Гроссман не только показывает злодеяния фашизма, он изобличает философию, на которой покоятся преступления против человечности, идеологию, которая все это оправдывает, психологию, которая снимает моральные преграды. Писатель выступает против фашизма с общечеловеческих позиций и поэтому не делит зло на свое и чужое. Он непримирим и к своему злу.

«Феномен» личности Сталина не занимает Гроссмана, внимание его сосредоточено на сталинщине, на сковавшем страну тоталитарном, антинародном и антидемократическом режиме. Устоять, одолеть захватчиков нельзя было, не освободив скованные сталинщиной силы народа, не стряхнув духовное оцепенение, не преодолев вбитое в общественное сознание «Сталин знает, Сталин укажет, Сталин решит». В романе Гроссмана раскрывается этот процесс — пусть неосознанный, пусть непрямой — «десталинизации», начавшийся в войну, захватывая довольно широкий круг людей. Решать пришлось каждому, ответственность легла на всех.

Защитить родину и свободу могли только свободные люди. Гроссман пишет и о главной исторической трагедии войны, о том, что великая победа в Сталинграде, рожденная неудержимым порывом народа отобрана, использована для его подавления, использована для его подавления, для укрепления тоталитарного, лагерного режима в стране, для торжества сталинщины. «Сталинградское торжество, — пишет Гроссман, определило исход войны, но молчаливый спор между победившим народом и победившим государством продолжался. От этого спора зависела судьба человека, его свобода». В одном из выступлений А.

Твардовский заметил, что действительность — даже героическая действительность — нуждается в подтверждении и закреплении искусством, без этого «она как бы еще не совсем полна и не может с полной силой воздействовать на сознание людей». В качестве примера Твардовский привел сначала «Войну и мир»: «Разве война и победа русского оружия в 1812 году означала бы столько для национального патриотического самосознания русских людей, если бы они знали о ней только по учебникам истории и даже многотомным ученым трудам, если бы, допустим на минуту, не было бы гениального творения Толстого «Война и мир», отразившего этот исторический момент в жизни страны, показавшего в незабываемых по своей силе образах величие народного подвига тех лет! » Вторым примером Твардовскому послужила наша литература о войне: «То же самое можно сказать о литературе, которую вызвал к жизни беспримерный подвиг советских народов в Отечественной войне 1941-1945 годов. Он подтвержден в нашем сознании, в том числе и в сознании самых непосредственных носителей этого подвига, средствами правдивого слова».

Пожалуй, это самая высокая из всех возможных оценка того, что сделала за полвека наша литература о войне…