Философская лирика Е. А. Баратынского

Баратынский пытается развивать то же направление в своих последующих поэмах: «Бал» (1825-1828) и «Наложница» (1831). Он переносит действие в современность, рисует образы светских людей. Но создать типический образ, подобный Онегину или Татьяне, Баратынский не смог. Нина Воронская и Арсений («Бал»), Елецкий («Наложница») наделены чертами романтической исключительности и противопоставлены «толпе». «Сильные» страсти героев лишают их духовный облик реалистической достоверности. Сохраняется и мелодраматизм в развитии сюжета.

Творческий кризис, наметившийся в поэзии Баратынского после 1825 г., нельзя не связать с идейной эволюцией поэта. Он сближается с «любомудрами», в особенности с И. В. Киреевским, испытывая влияние идеалистической эстетики и философии, что находит отражение в его творчестве. Не возвращаясь более к эпической поэзии, Баратынский уходит в область философской лирики, основной темой которой становится судьба поэта-мечтателя в новой общественной обстановке, характеризующейся ростом «промышленных» интересов. В 1827 г. было опубликовано стихотворение «Последняя смерть», которое В. Г. Белинский назвал «апофеозой всей поэзии Баратынского». Пытаясь представить себе «последнюю судьбу» человечества, поэт рисует «ужасную картину» гибели всего живого как неизбежный итог высокого развития техники и культуры.

Последний прижизненный сборник стихотворений Баратынского, вышедший в 1842 г. под выразительным заглавием «Сумерки», включал стихотворение «Последний поэт» (опубл. 1835), которое столь же характерно для миропонимания поэта. Баратынский дал здесь очень точное определение неприемлемых для него тенденций развития действительности:

Век шествует путем своим железным. Исчезнули при свете просвещенья В сердцах корысть, и общая мечта Поэзии ребяческие сны, Час от часу насущным и полезным И не о ней хлопочут поколенья, Отчетливей, бесстыдней занята. Промышленным заботам преданы.

В такую эпоху дар поэта, его мечты оказываются «бесполезными», и ему остается искать покоя в морских волнах. В философской лирике и проявилось с наибольшей силой то «лица необщее выраженье», которое с полным правом приписывал своей музе Баратынский («Не ослеплен я Музою моею…», 1829). Это было признано и современниками поэта. «…Он шел своей дорогой один и независим»,- писал в статье о Баратынском Пушкин, усматривая источник оригинальности поэта в самостоятельности и глубине его мысли. Так же оценил Баратынского позднее и Белинский. Баратынский осуждал капиталистические тенденции развития жизни не с демократических, а с дворянских позиций. Ему казалось, что новый общественный уклад принесет гибель духовной культуре человечества.

Объективно пессимизм Баратынского был отражением экономического и духовного оскудения дворянско-помещичьего класса в условиях кризиса крепостнической системы. Белинский справедливо признал ложной основную мысль последних стихотворений Баратынского. «Бедный век наш,- писал критик,- сколько на него нападок, каким чудовищем считают его! И все это за железные дороги, за пароходы — эти великие победы его, уж не над материею только, но над пространством и временем! Правда, дух меркантильности уже чересчур овладел им; правда, он уже слишком низко поклоняется золотому тельцу; но это отнюдь не значит, чтоб человечество дряхлело и чтоб наш век выражал собою начало этого дряхления: нет, это значит только, что человечество в XIX веке вступило в переходный момент своего развития». Непонимание этого и было причиной трагедии Баратынского.