Генрих Манн — литературное наследство

Поборник республиканской мысли в кайзеровской Германии, после 1918 года весьма уважаемая личность в общественной жизни Веймарской республики, Генрих Манн рано познал противоречие между демократической идеей и политической реальностью. Он намеревался писать «романы Республики», его романы «Мать Мария», «Большое дело», «Серьезная жизнь», посвященные современности, не стали крупными достижениями. В то же время Г. Манн обращается к историческому роману.

После завершения романа «Евгения, или Эпоха бюргерства» (1928) Г. Манна вновь привлекает исторический материал, на этот раз о «великом короле» Генрихе IV, ставшем знаменитым благодаря Нантскому эдикту — первому закону о свободе религии и свободе совести. Когда Г. Манн в феврале 1933 года (предупрежденный французским послом в Берлине) вынужден был бежать из Германии, работа над романом «Молодые годы короля Генриха IV» (1935) уже «продвигалась вперед»; завершение второго тома дилогии, «Зрелые годы короля Генриха IV» (1938), оставалось его величайшей задачей периода эмиграции во Франции. Однако литературное творчество он не считал своим единственным предназначением.

Падение Веймарской республики заставляет его сделать решительные выводы: «Подобные мне, — пишет он в своем автобиографическом произведении «Обзор века», — до предела своих сил не действовали; мы осознали, чтПроизошло, и на этом остановились; мы почти не боролись». В эмиграции Г. Манн вновь вступил в бой — не только как автор почти 400 публицистических работ. Он действовал также как политик.

В 1936 году в Париже Г. Манн был избран председателем подготовительного комитета по созданию Немецкого народного фронта. Это было первой попыткой объединить представителей рабочих партий и буржуазных демократов на антифашистской платформе. Он приблизился к тем целям, которые ставил перед собой коммунизм, потому что «истинный демократ… должен познать, что лишь марксизм создает предпосылки для истинной демократии» 144. Духовное и политическое развитие Генриха Манна в период эмиграции, несомненно, сказалось при создании дилогии о короле Генрихе IV.

Под впечатлением I Международного конгресса писателей в защиту культуры, состоявшегося в Париже летом 1935 года, он заявил: «Анри Барбюс… проведший конгресс, был бойцом, таковыми должны быть и мы»; его романы о Генрихе IV должны были показать, «что злое и кошмарное может быть побеждено борцами, которых несчастье научило думать, и мыслителями, которые научились сидеть в седле и сражаться. Именно Варфоломеевская ночь придала и м силы» 145 .

В Варфоломеевскую ночь 1572 года во Франции более 30 тысяч гугенотов — протестантов — были перебиты сторонниками католической церкви. Не только эти события послужили Г. Манну поводом для сравнения эпох. Однако автору больше удался образ самого героя, чем подчеркнутая актуализация исторических событий.

Он «принц крови»; он стоит одиноко над колеблющейся толпой, неспособной к историческим деяниям. Все же Генрих любит свой народ, и он тем более может быть его защитником, что он сам познал жизнь «как средний человек». Ему присущи качества, близкие всем людям: большое жизнелюбие, темперамент, способность любить, стремление к знаниям, храбрость, чувство реального. Поэтому он в состоянии постигнуть, кто может стать истинной движущей силой общественного прогресса, а именно тот «воинствующий гуманист», кто представляет интересы не привилегированных классов, а интересы народа, кто не цепляется за религию и партию, а заботится о том, чтобы у каждого в горшке была курица, кто умеет не только думать или только действовать. Генрих — человек, постигший задачи своей эпохи и в поражениях и унижениях выработавший в себе качества, чтобы эти задачи претворить в жизнь.

В романе «Зрелые годы короля Генриха IV» (1938) показана вся относительность образцового правления и идеальных утопий, воплощенных в герое.

Его «великий план» о едином мирном союзе европейских государств был «его последней миссией, осуществление которой оказалось для него непосильным». Не только для него как личности: он столкнулся с реальностями новой ситуации в мире, постигнуть которую было выше возможностей «доброго» короля. Он понял, что его возвышение над народом лишь как короля ограничивает его возможности; он отказался от претворения в жизнь своих последних планов как «из человеческой слабости, так и потому, что видел вас уже сверху, сыны человеческие, мои друзья» . Рука убийцы нашла того, кто был уже готов принять смерть.

Убеждающую силу роман приобрел прежде всего благодаря почти полному отождествлению автора со своим героем: степень его исповедальности сделала роман своего рода последним словом Г. Манна — в известной мере это так и есть.

В момент выхода второй книги правительства Народного фронта, возглавляемого Леоном Блюмом, уже не существовало. Да и усилия создать Народный фронт не дали ощутимых результатов. После вступления вермахта во Францию семидесятилетний писатель был вынужден спасаться бегством: он переселился в Америку. В США Г. Манн был неизвестен, да и страна осталась для него чужой. Его произведения распространялись лишь в узком кругу его единомышленников, высоко почитавших писателя за его убеждения.

Г. Манн не покорился судьбе. Наряду с романом, раскрывающим драматические события современности, «Лидице» (1943), возникли романы «Дыхание» (1949) и «Прием в свете» (1950), опубликованный посмертно. Тщательной лаконичностью зрелого мастера и фантастическим развитием фабулы, свойственным его раннему творчеству, они вновь напоминают образы «отмирающего общества». Рассказывая больше о ходе исторических событий, чем о себе самом, Г. Манн подводит баланс своей эпохи в книге воспоминаний «Обзор века» (1946), освещая прошедший век с критических позиций, однако в итоге с грустной благодарностью. Его век стал для него «более честным», потому что в годы всемирной борьбы против фашизма он верил, «что его ответственность разделяется многими, точнее, даже всеми».

Г. Манн умер в 1950 году, незадолго до готовившегося переезда в Германии, где он был избран первым президентом Академии искусств. След его жизни может исчезнуть из жизни, сказал Т. Манн в день смерти брата, «лишь с самой культурой и утратой у в а ж е н и я к самим себе».