Гоголь и Шевченко

Гениальные представители двух родственных культур — русской и украинской. Каждый из них создал оригинальный поэтический мир, открыл новые пути искусства слова. И вместе с тем в их творчестве наличествуют выразительные линии исторической преемственности и типологической близости.

Круг эстетических познаний и литературных интересов Тараса Григорьевича Шевченко был весьма широк, о чем свидетельствуют не только поэзия, но и русские повести украинского поэта, и его замечательный дневник. Давно опровергнута фальшивая легенда о Шевченко как некоем «плебее-самородке», который встал в ряды первых поэтов мира только благодаря своему поэтическому «нутру».

Его поэзия прежде всего была обращена к жизни. Корнями она уходила в национальную почву, питалась украинскими, фольклорными и литературными традициями. Однако стать основоположником реализма в украинской литературе, поднять национальное искусство слова до небывалых ранее высот, придать ему мировое значение смог лишь поэт, не только обладавший высоким даром слова, но и осведомленный в движении передовой мысли человечества, творчески воспринимавший мировой эстетический опыт. Особенно близка была поэту русская литература. Цитируя по памяти в своем дневнике стихи Пушкина, Шевченко сопровождает их словами: «…как сказал наш поэт». Для него и Лермонтов — «наш великий» (поэт, а Герцен — «апостол наш, наш одинокий изгнанник».

В этом определении «наш» отразилось характерное для Шевченко непосредственное ощущение русской литературы как близкой, родственной, «своей «. В то же время и произведения Шевченко приобретали широкое общероссийское звучание, становились одним из существенных «идейных факторов освободительного движения, воздействовали не только на украинскую, но и на русскую поэзию и прозу, на творчество иных народов, прежде всего славянских.

В период, когда формировались революционно-демократическое мировоззрениеи творческий метод великого украинского поэта, прогрессивная общественность России испытывала сильнейшее влияние таких «властителей дум», как Белинский и Гоголь. Их идеи и образы прочно входят в творческое сознание Шевченко, усиливая тяготение поэта к художественному познанию «истины действительности», к обличительному сатирическому направлению. И это тем более органично, что Гоголь — один из гигантов русского художественного слова — был теснейшим образом связан с Украиной, ее народом и культурой. Преемственная связь и типологические схождения творчества Гоголя и Шевченко нашли разностороннее освещение в нашем литературоведении (А. Белецкий, Е. Кирилюк, Ф. Прийма, Д. Чалый и др.).

Давно замечено, что имя Гоголя, реминисценции из его произведений, его крылатые поэтические формулы, меткие сравнения нередко встречаются в поэзии, прозе и в письмах Шевченко. Они не только свидетельствуют о внимательном чтении «Вечеров на хуторе близ Диканьки», «Миргорода», «Мертвых душ» и «Ревизора», но и являются вехами, приметами глубокого проникновения Кобзаря в поэтический мир Гоголя. Следует, однако, подчеркнуть, что характер творческого восприятия гоголевских художественных открытий на разных этапах развития творчества Шевченко был неоднозначен.

В ранний период деятельности поэта, по преимуществу романтический, ему особенно близка гоголевская историко-поэтическая концепция. Его увлекают героическая романтика, пафос народно-национальной освободительной борьбы, противопоставление высокого прошлого мелочной, пошлой современности. В центре внимания поэта оказывается повесть-эпопея «Тарас Бульба». К этому произведению Шевченко обращается как художник, рисуя иллюстрацию (1842) к повести — сцену встречи Бульбы с сыновьями, приехавшими домой по окончании киевской коллегии. В рисунке отражается, как в зеркале, шевченковская трактовка гоголевских образов, предвосхищение грядущих острых коллизий и трагической судьбы героев.

Привлекает повесть и Шевченко-поэта. Прежде всего своим народным, демократическим характером, лиро-эпическим стилем, близостью к фольклорным источникам. Это тем более закономерно, что Шевченко и сам в это время пишет ряд героико-романтических произведений о минувших битвах казачье-крестьянских масс за свободу отчизны.

Типологические параллели в поэме «Гайдамаки» и повести Гоголя усматриваются в их романтическом пафосе, в стремлении уловить не букву, а «дух» исторических событий, психологию восставшего народа. Оба писателя, не удовлетворяясь летописными источниками, обращались к украинскому фольклору — историческим думам и песням. Песни, по мысли Гоголя, «это народная история, живая, яркая, исполненная красок, истины, обнажающая всю жизнь народа» (VIII, 90). Украинский поэт находил народное понимание истории в том же источнике. Добролюбов писал, что Шевченко «близок к народной песне, а известно, что в песне вылилась вся прошедшая судьба, весь настоящий характер Украины».

Сказанное отнюдь не отменяет своеобразия произведений, которые принадлежат к разным видам словесного искусства (поэзия и проза), относятся по содержанию к разным периодам истории и написаны самобытными, оригинальными художниками. В «Гайдамаках» отразились новый этап общественно-литературного движения, революционное мировоззрение и яркая индивидуальность поэта. Это, в частности, сказывается в углублении социального аспекта, во введении в поэму представителя крестьянских «низов» — батрака Яремы Галайды, его судьбы и места в народном восстании.

Среди реминисценций из других повестей «Миргорода» можно отметить характерное сравнение в повести Шевченко «Наймичка». Грусть старого Якима после кончины его верной подруги Марты ассоциируется автором с душевным состоянием Афанасия Ивановича — оставшегося также одиноким и потерянным в своей опустевшей усадьбе («Старосветские помещики»). В русской прозе Шевченко можно встретить иногда и сходные с гоголевскими интонации. Так, повесть «Близнецы» начинается в духе характерного «сказа» обывателя, не поднимающегося над уровнем жителей далекого хутора или глухого провинциального уголка. Его речь выявляет человека ограниченного, разделяющего суеверия и представления своей среды. В то же время во внешне серьезном тоне этого вступления явно ощущается авторская ирония над рассказчиком и кругом его интересов. Вскоре автор и прямо обнажает свой прием пародирования, непосредственно обращаясь к читателю («Я всю эту речь к тому веду, терпеливый читатель…»), и в серьезном и грустном тоне раскрывает историю покинутой мате-ри-«наймички». В других повестях Шевченко выступают рассказчики из иной социальной среды (крепостная крестьянка Микитовна в повести «Княгиня», рядовой офицер, участник войны 1812 года в «Капитанше», городская мещанка Юлия Карловна в «Несчастном», художник-гуманист, в облике которого нетрудно подметить черты самого автора, в повести «Художник» и др.).

Сказовая манера разнообразится, становится все более оригинальной, отражает реальные представления и понятия людей современной писателю эпохи, выявляя его богатый жизненный опыт.

В понимании Шевченко сущности фольклора как важного источника индивидуального творчества есть также немало близкого Гоголю. Известное гоголевское определение национально-народного в искусстве, согласно которому «истинная национальность состоит не в описании сарафана (т. е. не в поверхностном этнографизме, не в бескрыло-натуралистическом бытописании), но в самом духе народа», неоднократно, как уже говорилось выше, цитировалось Белинским. Приведя это определение в статье «Русская литература в 1841 году», критик писал: «Я не знаю лучшей и Определеннейшей характеристики национальности в поэзии, как ту, которую сделал Гоголь в этих коротких словах, врезавшихся в моей памяти». Не меньшее значение имело и дальнейшее развитие Гоголем этой мысли: «Поэт даже может быть и тогда национален, когда описывает совершенно сторонний мир, но глядит на него глазами своей национальной стихии, глазами всего народа, когда чувствует и говорит так, что соотечественникам его кажется, будто это чувствуют сами».