Гуманистический пафос произведения Ч. Диккенса “Рождественская песня в прозе”

25 декабря вечером над улицами европейских городов зазвенят звоны. Зазвучат песни “Тихая ночь…” и подобные. Все сядут к праздничному ужину, даже те, кто всегда ложился спать голодным. Так должно быть на Рождество Христово, в воспоминание о том, что Святое Дитя родилось в конюшне, так как для Него не нашлось места среди людей с положением. На воспоминание об этом в Святой вечер каждый человек должен иметь крышу над головой и праздничное кушанье. Об этом позаботятся благотворительные общества, звонки которых звучат прежде рождественских звонов на улицах и в офисах больших компаний. Таких, как “Скрудж и Марлей”. И здесь сотрудникам не повезло: второй еще семь лет назад умер, а первый считает свою обязанность перед голытьбой выполненной. Его деньги уже пошли на содержание тюрьмы, а всяческие благодеяния старый Скряга (так переводится его имя) считает тратой времени.

Итак, перед нами человек, который давно уже превратил сердце в счеты. Вообще, в рождественских рассказах речь идет о том, как нищего Рождественской ночи подберут, обогреют, накормят, отнесутся к нему как к родному. Потом отпустят и забудут к следующей Рождественской ночи. Но в повести Ч. Диккенса все не так.

К Скруджу пришел его бывший компаньон и показал, какое посмертное будущее уже готово для высокомерного богатея. Он, сам Скрудж, уже сковал ту страшную цепь, которую он будет тянуть за собой неопределенное... время вплоть до Страшного Суда.

Скруджу предоставлена возможность осуществить странное путешествие в пространстве и времени, пересмотреть свою жизнь. И ужаснуться, и сделать надлежащие выводы.

Старый скряга сам находит деньги для бедняков и теплые чувства к племяннику, который так искренне приглашал одинокого дядю на родственный рождественский ужин, тем не менее, был осмеян и изгнан. И все равно он с радостью принял его в своей семье.

Тихая ночь, Святая ночь… Пусть в каждом доме будет тепло и пусть будет хотя бы чуточку счастья! Звонят рождественские звоны, напоминают людям о человеческом. Может, новое Дитя положено в ясли, и на Него огромными удивленными глазами смотрит корова. А в уютной гостиной, именно в это время, очередной Скрудж листает страницы и читает, как бездушный и испорченный деньгами человек возвращает себе душу, и любовь, и человечность… И, возможно, задумывается над судьбой собственной души. Здесь, на земле, и там… неизвестно где…

Это же как надо любить человека, чтобы надеяться на возрождение такого урода, как тот старый Скряга. Уважать Скруджа автору невозможно, так как не за что уважать. Но все одно любишь его просто так, без причин и объяснений. Любишь и надеешься: “Он пропадал и вернулся, был мертвый и воскрес”. И пусть это произойдет в Святую ночь, как это написал гуманист и чуткий человек Диккенс. Или в любую другую, только пусть произойдет!