Гуманизм Шекспира гуманизм эпохи Возрождения

В художественном мире трагедий раннего Шекспира также проявился ренессансный взгляд на мир и человека: в основе трагических коллизий пока лежит просто непонимание шекспировскими героями того, что человек прекрасен практически во всех своих проявлениях. Вот трагедия «Ромео и Джульетта» (1595) — здесь красивая любовь юных Ромео Монтекки и Джульетты Капулетти, происходящих из двух враждующих друг с другом родов, становится жертвой родительской вражды. Эта вражда то притихает, то разгорается: слуги Капулетти только и думают о том, как законным образом вызвать на ссору слуг Монтекки, драка между слугами перерастает в драку между племянниками, а затем уже хватаются за мечи и порываются в драку и сами почтенные отцы семейств, сдерживаемые своими женами.

И естественно, что любовь юных наследников двух враждующих родов не может не быть воспринята отцами семейств с ненавистью и ужасом. А ведь в довершение ко всему ни Ромео, ни Джульетта не могут оставаться в стороне от жизни своих семейств. И вот Ромео в ссоре убивает брата Джульетты Тибальта, и синьора Капулетти, мать Джульетты, требует казни Ромео. Да и в душе Джульетты борются чувство любви и долг перед своим родом. Джульетта тайно обвенчалась с Ромео. Но вот она узнает о том, что ее Ромео стал убийцей ее брата:

ДЖУЛЬЕТТА Мне ль осуждать супруга моего? О бедный мой, кто ж пощадит тебя, Коль я, твоя жена трехчасовая, Не пощадила? Но зачем, злодей, Убил ты брата моего? Но брат ведь Злодейски б моего убил супруга! Супруг мой жив; Тибальт его убил бы; Тибальт убит — иль сам бы стал убийцей…

Подобное развитие сюжета характерно для целого ряда греческих трагедий, позже — для трагедий, написанных в традициях классицизма (XXVII-XVIII век), например, для знаменитой трагедии П. Корнеля «Сид». Но классицистическая трагедия четко утверждала приоритет долга над чувством, и главный герой, допустим, корнелевского «Сида» в качестве расплаты за пощечину, нанесенную его отцу, убивает отца своей возлюбленной Химены, которая, в свою очередь, повинуясь долгу перед отцом, требует казни для своего возлюбленного, хотя в то же время понимает, что по-другому ее возлюбленный поступить не мог.

Шекспир же в своей трагедии, вовсе не развенчивая понятия долга, в то же время реабилитирует и человеческое чувство. Ромео и Джульетта в конечном счете гибнут — и вина за это в глазах зрителей ложится не на самих влюбленных, не посмевших принести любовь в жертву родовой чести, но на отцов двух семейств, которые в жертву фамильным амбициям принесли любовь, а невольно и жизнь своих детей. И «положительный герой» трагедии, герцог Веронский, в финале обращается к отцам враждующих семейств:

А где ж враги — Монтекки, Капулетти? Вас бич небес за ненависть карает, Лишив вас счастья силою любви.

В финале отцы двух семейств примиряются — и Монтекки обещает воздвигнуть золотую статую Джульетты, а в ответ слышит слова Капулетти:

Ромео статую воздвигну рядом: Ведь оба нашим сгублены разладом.

Гуманизм Шекспира до 1600 года — это гуманизм эпохи Возрождения, гуманизм, базирующийся на утверждении безграничной красоты свободного и деятельного человека, сбросившего цепи средневекового самоотречения. Даже трагические коллизии в художественном мире хроник и трагедий раннего Шекспира — это либо случайные события в мире, управляемом разумным провидением, либо — следствие средневековых предрассудков, все еще сковывающих человека («Ромео и Джульетта»), но уж никак не следствие порочности самой человеческой природы.

Гуманизм Шекспира после 1600г. — это трагический гуманизм, исполненный разочарования в человеческой природе, вызванный к жизни переоценкой идеалов Возрождения. Отныне все большее предпочтение Шекспир отдает жанру трагедии, причем в основе трагических коллизий лежит, как правило, человеческая порочность. Теперь уже сам человек делает собственную жизнь невыносимой; шекспировский мир превращается в бесконечную Цепь вероломных обманов и кровавых расправ; теперь в художественном мире шекспировских пьес постоянно присутствует мотив изначально заложенного в земную жизнь несовершенства, ощущение какого-то трагического неустройства.

Уже в трагедии «Гамлет» (1601) отчетливо проявился трагический гуманизм нового шекспировского взгляда на жизнь. Написана трагедия на материале датской легенды XIII века, и уже до Шекспира было сделано несколько переложений этого сюжета, но эти переложения, как правило, сводились к простой схеме: жажда мести за отравленного отца и имитация безумства для осуществления этой цели. Но Шекспир использовал сюжет известной легенды для создания трагедии с глубочайшим философским содержанием.

Итак, шекспировский Гамлет, принц датский, возвращается в Данию из Виттенберга, где он учился в университете, потрясенный двумя трагическими событиями: гибелью отца и тем, что его мать, королева Гертруда, «и башмаков не износив, в которых шла за гробом», вновь вышла замуж. На глазах университетского юноши Гамлета рушится мир:

О боже, зверь, лишенный разуменья, Скучал бы дольше! — замужем за дядей, Который на отца похож не боле, Чем я на Геркулеса. Через месяц! Еще и соль ее бесчестных слез На покрасневших веках не исчезла, Как вышла замуж. Гнусная поспешность — Гак броситься на одр кровосмешенья! Нет и не может в этом быть добра.

А мир на глазах Гамлета рушится дальше: встретившись с призраком своего отца, Гамлет узнает, что его отец не умер, но был убит и что убийца — это новый муж королевы, дядя Гамлета и брат убитого — Клавдий.

В заклинании шекспировского призрака уже запечатлелись черты гуманистической этики Возрождения. Еще даже античная традиция допускала вовлечение в орбиту мести любого человека — даже родной матери мстящего. Можно вспомнить в этой связи трагедию Софокла «Электра» и трагедию Еврипида с тем же названием. В художественном мире этих трагедий месть Ореста и Электры родной матери была освящена божественной волей, Еврипид, решившийся пойти значительно дальше Софокла по пути неканонического, нетрадиционного толкования сюжета, осмелился уже усомниться в том, что эта месть есть однозначное благо», показать сомнения и колебания Ореста, который не хочет этой мести, воспринимает ее как трагическую необходимость.

И все же даже в еврипидовском мире человеческая правота не желающего мстить Ореста сталкивается в давлением божественной воли, которая непреклонна — мстить!

Что же касается шекспировского «Гамлета», то здесь сам призрак убитого ставит предел мести: «Не запятнай себя, не умышляй на мать свою». Конечно, можно объяснить это и тем, что степень вины шекспировской королевы Гертруды была меньше, нежели степень вины соответственно софокловской и еврипидовской (а прежде — еще и эсхиловской) Клитемнестр. Только ведь шекспировский призрак не концентрирует особого внимания на степени вины королевы Гертруды. Сам факт того, что он предупреждает Гамлета о том, чтобы тот не мстил матери, то есть предполагает саму возможность такой мести, свидетельствует о том, что поступок Гертруды (выход замуж за убийцу своего мужа — хотя и без прямого участия в убийстве), в соответствии с нравственными нормами шекспировской эпохи, сравним с преступлением Клавдия — убийцы и узурпатора трона.

Сами слова призрака, сам акцент на словах «на мать твою» предполагают, что дело прежде всего в том, что Гертруда — мать обреченного на месть Гамлета. Мать — и потому неприкосновенна. Объект мести указан Гамлету только один — это Клавдий.

Гамлет теперь должен исполнить посмертную волю отца — да он и сам считает для себя позором не отомстить за злодеяние. Но Гамлет обладает одним свойством, которое в конце концов и сделало его имя нарицательным: он не способен действовать без рассуждений; перед тем, как что-то сделать, он должен знать полную правду.

И вот Гамлет, не доверяя до конца тому, что явился действительно призрак его отца, решает проверить, на самом ли деле Клавдий является убийцей: ради этого он даже нанимает актеров, чтобы они сыграли перед королевской семьей пьесу, по ходу действия которой должно произойти убийство, подобное тому, которое совершил Клавдий, причем королева-жена убитого, согласно сюжету, должна сойтись с убийцей; при этом Гамлет, не доверяя себе до конца, просит своего друга Горацио.