Исследование поэмы Твардовского «Книга про бойца»

В 1946 году почти одно за другим появилось три полных издания «Книги про бойца», и герой ее пришел к читателю «гражданскому», как давний и любимый друг: о нем знали по радиопередачам и потому ждали с нетерпением. А за три месяца до подписания в печать первого издания «Книги про бойца» в письме В. В. Овечкину Твардовский сообщал: «Поэму «Дом у дороги» я худо ли, хорошо закончил»2, и 11 апреля был подписан к печати № 5-6 журнала «Знамя» с полным ее текстом. Летом того же года в издательстве «Московский рабочий» вышла небольшая книжечка: А. Твардовский. «Дом у дороги.

Лирическая хроника. О родине. Стихи из записной книжки».

В том, что обе поэмы явились к читателю в полном издании почти одновременно, видна некая закономерность, которая легко будет вами установлена, когда приступим к чтению нового произведения. Наше «исследование» начнем с конца, с авторской датировки: «1942-1946». Как?! — вправе спросить читатель — именно весной 1942 года Твардовский «решил оживить «Теркина», а с сентября того же года до победных залпов 9 мая 1945 года главы «Книги про бойца» регулярно приходили к читателю со страниц газет и журналов.

Мы же только что прочли об этом! Да, все это так, но… не будем торопить события. Откроем книгу и послушаем автора:

Я начал песню в трудный год, Когда зимой студеной Война стояла у ворот Столицы осажденной…

Так начинается поэма. В истории литературы это отнюдь не единичный случай, когда поэма начинается с вступления. Вспомним хотя бы «У лукоморья дуб зеленый…». Правда, у Пушкина вступление как бы самостоятельно — за ним следует «Песнь первая», с которой начинается рассказ.

Но вот другой пример — вступление к поэме Лермонтова » Мцыри » помечено как первая глава, а повествование начинается со второй главы. То же и у Твардовского.

Откроем «Дом у дороги», главу вторую. В тот самый час воскресным днем, По праздничному делу, В саду косил ты под окном Траву с росою белой… «В тот самый час воскресным днем…» Да, тот самый воскресный день 22 июня 1941 года, Когда с нещадной силой Старинным голосом война По всей стране завыла…

Мы еще вернемся с вами к этому емкому и очень памятливому определению — «старинным голосом война… завыла». Но сперва попробуем разобраться в прочитанном. Тому, кто знаком с поэзией Твардовского в большем объеме, чем то предусмотрено программой, не могло не броситься в глаза разительное сходство описанной в начале главы картины с иными строками поэта:

Отцов и прадедов примета, Как будто справдилась она: Таких хлебов, такого лета Не год, не два ждала война…

‘Откроем второй том посмертного Собрания сочинений А. Т. Твардовского. В комментарии говорится, что стихотворение «Отцов и прадедов примета» впервые опубликовано в газете «Красноармейская правда» 2 декабря 1943 года как вступление к «Дому у дороги». Тема эта явилась к поэту, как следует из его же слов, «зимой студеной», когда «война стояла у ворот столицы осажденной», т. е. осенью 1941-зимой 1942 года. После первого дня войны, оставившего навечно в сердцах людей память великого всенародного бедствия, неотвратимой беды и горя, битва за Москву — самое глубокое потрясение. Об этих событиях вам не раз приходилось читать, видеть фильмы.

Вспомните, что пришлось пережить, глядя на экран. Но то кино, а каково же тем, кто пережил это въяве? Такое вообразить не просто. А если ты не только участник событий, но награжден от природы тонким чутьем и восприятием художника?

И Твардовский с его предельно обостренным чувством сопричастности любой беде не мог не откликнуться на грозные события той зимы.

Весной 1942 года на родине Твардовского разыгралась страшная трагедия: «…13 апреля… карательный отряд напал на деревню Сельцо Починковского района… небольшой партизанский отряд попытался защищаться, но был разбит. Фашистские мерзавцы сожгли деревню, расстреляли больше половины ее жителей. Я с большой болью вспоминаю об этом. Ведь Сельцо — родина Александра Трифоновича Твардовского».

Это воспоминания одного из организаторов партизанского движения на Смоленщине в тех местах, где некогда стоял хутор Загорье, снесенный с лица земли, да так, что и место обнаружить не удастся. О разыгравшейся трагедии Твардовский знал — именно в те дни или чуть позже была сброшена небольшая листовка политического управления Красной Армии: листовка необычная — на ней напечатано стихотворение Твардовского «К партизанам Смоленщины». Народ воспринял ее как весть об освобождении, первую слабую надежду: ее читали вслух, выучивали наизусть, со слезами на глазах были прочитаны обращенные к ним слова земляка, и люди увидели его в одном строю с народными мстителями.

По сути, так оно и было. Чего стоили эти строки Твардовскому, и вообразить трудно. Каждое слово — крик души, боль сердца:

Я б вовеки грабителям

Не простил бы твоим, Что они тебя видели Вражьим оком пустым; Что земли твоей на ноги Зацепили себе; Что руками погаными Прикоснулись к тебе; Что уродливым именем Заменили твое; Что в Днепре твоем вымыли Воровское тряпье…