Источники художественного своеобразия «Истории одного города»
В «Летописи 1-го городка» М. Е. Салтыкова-Щедрин рисует град Глупов в период от пор «доисторических» по тех времен, как скоро «деяния пресекла движение родное». Перед мегаполисом Глуповом предполагается вся Российская Федерация, изображенная создателем сатирически. «Деяния 1-го городка» — творение пародийное. М. Е. Салтыков-Щедрин пародирует древнерусские летописи, труды историографов, литературные творения древности и XVIII-XIX веков. В «Летописи 1-го городка» применены черты почти всех пародируемых творений. Вступление «От издателя» припоминает вступления создателей в большей степени XIX века к своим романам, повестям, повествованиям и т. п. (отличительным образцом считается пушкинское вступление к «Повестям Белкина»).
Во всем творении имеется черты летописи (создателем, типо, считается архивариус-летописец, коему и принадлежит последующее из-за словом «От издателя» «Воззвание к читателю»). Подметим, будто в «Летописи 1-го городка» у Салтыкова-Щедрина 2 маски: издатель и архивариус-летописец. Наверное припоминает пушкинский принцип применения вида-маски: 2 маски у Пушкина в романе «Капитанская дочка» (издатель и Гринев) и в «Повестях Белкина» (издатель и Белкин). В двух вариантах 1 маской считается издатель, как и в «Летописи 1-го городка», а 2-ой сам создатель записок.
Пародийные факторы имеется фактически во всех сегментах «Летописи 1-го городка». В голове о происхождении глуповцев пародируется Ипатьевская летопись (единственная, в каком месте имеется упоминание о призвании Рюрика на правление в Новгород). Лозунг Рюрика М. Е. Салтыков-Щедрин рисует при поддержки эзопова языка, кой делается одним из принципиальных художественных средств летописи: «Недостает распорядку, правда и много. Пробовали опять головами биться, то и тут ничто никак не доспели. Тогда замышляли находить себе князя. Он нам все мигом даст, — разговаривал старик Добромыса, — он и бойцов у нас наденит и острог, какой-никакой следовает, выстоет! Айда, дети!» Головотяпы отыскивают глуповатого князя. Разворачивается фольклорная тройка: «властвовать» головотяпами дает согласие 3-ий, самый-самый глуповатый король. Поступление князя и правило «исторических пор» как оказалось для дураков никак не в особенности веселым событием: «И прибых собственною особою в Глупов и возопи король:
— Запорю!»
С сиим стартовали «исторические эпохи». Однако в предоставленном случае пародируется никак не лишь Ипатьевская летопись. Глуповцы скоро соображают, будто в отсутствии князя было лучше, нежели с ним. То ведь наиболее проистекает и в сказке Эзопа, потом переложенной Крыловым «Как лягушки короля умоляли». Король, кой, въезжая в зависимый ему град, орет: «Запорю!», припоминает журавля, кой в сказке был поставлен королем над лягушками. В голове «О корени возникновения глуповцев» пародируется еще и «Словечко о полку Игореве». Голова наступает словами: «Никак не желаю я, сходственно Костомарову, сероватым волком сновать сообразно территории, ни, сходственно Соловьеву, шизым соколом колоть перед облакы, ни, сходственно Пыпину, растекаться мыс-лию сообразно древу…» и т. д. Сам Издатель разговаривает в примечаниях: «Разумеется, летописец подражает тут «Слову о полку Игореве»: «Баян ибо пророческий, аще кому хотяше песнь творити, то растекался мыслию сообразно древу, сероватым волком сообразно территории, шизым соколом перед облакы…»
Этак ведь комичны и этак именуемые «печальные оплошности» летописца, вида «Нероны преславные, и Калигулы, отвагой блещущие…» В примечаниях издатель разговаривает, будто предпосылкой схожих погрешностей летописца считается неведение простых учебных пособий. Летописец имел возможность никак не ведать и цитируемых издателем стихов Державина:
Калигула! твой жеребец в сенате Никак не имел возможность блистать; блистая в злате: Блещут благие дела!
Однако внедрение создателем тем и образов поэзии XVIII в. этак ведь, как и упоминание фамилий историков XIX в., делается одним из художественных средств пародии Салтыкова-Щедрина. В сатирическом изображении летописи Рф он пародирует литературные и исторические информаторы различных эпох.
Литературные информаторы XVIII-XIX веков поиграли вескую роль для «Летописи 1-го городка». В голове «Почтение Мамоне и покаяние» пародируются слащавые повести Карамзина. Герой данной головы — градоначальник Эраст Андреевич Грустилов. Означаема и его имя, интеллигентная от слова «печаль» и посылающая читателей к бессильно-горестным переживаниям сентименталистов, и фамилия Эраст (Эраст — фамилия героев нескольких повестей Карамзина, а еще богатыря слащавой повести Загоскина «Неодинаковый супружество»). Градоначальнику Грустилову дается последующая черта: «Человек он был сентиментальный, и как скоро разговаривал о обоюдных отношениях 2-ух полов, то алел. Лишь будто пред сиим он сочинил повесть перед заглавием «Сатурн, останавливающий собственный бег в объятиях Венеры…». Аффектация — 1 из главных дьявол героев слащавой прозы. Сам сентиментальный Грустилов придумывает. В данном разрешено узреть резкий знак на сентименталистов, последователей Карамзина. В «Описи градоначальникам» Грустилов назван ином Карамзина. О нем произнесено: «Различался нежностью и аффектация сердца, обожал глотать чай в муниципальный роще и никак не имел возможность в отсутствии слез созидать, как токуют тетерева». Тут также заметна пародия на сентиментализм. С иной стороны, сентиментализм пародировал и Крылов в комедии «Пирог». Ужима, героиня «Лодка», грезит о «слащавом завтраке» в роще, перед коленце соловья. Таковым образом, в предоставленной характеристике градоначальника Грустилова вероятна и аллюзия из крыловскб-го «Лодка», т. е. двойная пародия.
Пародия на Карамзина в «Летописи 1-го городка» никак не случайна. Карамзин был создателем никак не лишь слащавых повестей, однако и «Летописи страны Русского». «Деяния…» Салтыкова-Щедрина — собственного семейства пародия на «Ситуацию…» Карамзина. Этак, Фердыщенко — имя 1-го из героев романа Ф. М. Достоевского. Урус-Кугуш-Кильдибаев — вероятный сродник Урус-Кучу-ма-Кильдибаева, одичавшего помещика из похожей басни самого М. Е. Салтыкова-Щедрина.
Источники художественного своеобразия «Истории одного города»