Историко-литературная концепция русской литературы

Белинскому было суждено сделать величайшей важности дело: он создал концепцию реализма, первый оценил гениев «натурального» направления русской литературы-Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Он сам рос на познании творчества этих писателей, постепенно постигая закономерности литературного процесса, типы реализма, высокие принципы подлинной художественности.

В «пушкинских статьях» Белинский мастерски сочетает исторический анализ с эстетическим. С Пушкина начинается самобытная русская литература, он — «поэт действительности», первый поэт-художник на Руси. Критик отвергал утверждения многих современников о подражательности творчества Пушкина. Шаг за шагом он прослеживал органическое развитие пушкинской поэзии, ее народности, берущей начало в горниле исторических событий 1812-1825 годов. Почвой поэзии Пушкина была «живая действительность и всегда плодотворная идея» («Сочинения А. Пушкина», 1843).

В трактовке «Евгения Онегина» Белинский поднялся на невиданную ступень социологического анализа. Указывая на народность и «лелеющую душу гуманность» поэзии Пушкина, Белинский подчеркивал прогрессивный характер деятельности той части просвещенного дворянства, к которой принадлежал поэт. Отсюда и обаяние созданных им образов: Онегина, мыслящего, «страдающего эгоиста», и особенно Татьяны с ее «русской душой». «Онегина» можно назвать «энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением». Роман был «актом сознания для русского общества». Белинский разглядел первопричины поэтической гармонии, наполняющей творчество великого поэта: «Везде видите вы в нем человека, душою и телом принадлежащего к основному принципу, составляющему сущность изображаемого им класса; короче, везде видите русского помещика… Он нападает в этом классе на все, что противоречит гуманности; но принцип класса для него — вечная истина… И потому в самой сатире его так много любви, самое отрицание его так часто похоже на одобрение и на любование…»

Ни одного из русских народных писателей так социологически конкретно Белинский не анализировал. Ни в Лермонтове, ни в Гоголе Белинский этого «принципа» не подчеркивал. Принцип класса не оказывался ведущим и в оценке писателей «натуральной школы». Он проявлялся только в широкой трактовке проблемы «народности» литературы, сводящейся к верному, реалистическому изображению действительности: такая верность изображения жизни была в интересах освобождения народа. Принцип класса сознательно войдет в характеристику писателей только в период появления разночинной революционно-демократической критики 60-х годов, а еще точнее — только в марксистской критике, в конце XIX века.

Но не все произведения Пушкина получили развернутое и правильное объяснение у Белинского. Критик явно недооценивал «вольных стихов» Пушкина. Недооцененной оказалась и проза Пушкина, в особенности «Повести Белкина». Критик смотрел на прозу поэта через призму гоголевской сатиры: повести Пушкина казались ему слишком традиционными по сюжетам и бесстрастными по стилю.

Белинский считал, что «тайна» творчества Пушкина вполне выяснилась и миссия его завершилась, хотя поэт еще мог бы создать много первоклассных произведений. Его назначение было «явить на Руси поэзию как искусство», и только. Это положение у Белинского не совсем верно. Пушкин, конечно,- первый великий русский поэт и в известном смысле эталон художественности. Но все же и он явился не как провозвестник некоего «искусства» вообще, а как глашатай определенного поколения, с определенным кругом идей, с «принципом» класса. Тут Белинский противоречил многим прежним своим высказываниям о Пушкине.

Критик ошибочно отрицал мировое значение Пушкина. Народность поэта была для Белинского несомненной, но он считал, что «содержание» поэзии Пушкина имеет лишь чисто русское значение, так как Россия еще не играет всемирно-исторической роли. Поэту принадлежит форма, а содержание дает ему история и «действительность его народа». (На этом же основании Белинский отказывал в мировом значении Лермонтову и Гоголю.) Но критик слишком абстрактно толковал понятие содержания и вопрос о роли России в мировой истории. От поэта зависит не только форма, но и содержание. Что же касается России, то она уже играла важную роль во всемирной истории, особенно после 1812 года.

Если Пушкин для Белинского весь в прошлом и его надо было только осмыслить и оценить, то Лермонтова критик буквально открыл, когда журналистика и публика еще не подозревали, как велик талант нового поэта.

В статье о «Герое нашего времени» (1840) Белинский шаг за шагом проследил глубокую психологическую мотивированность поступков Печорина, «эгоиста поневоле», скованного обстоятельствами безвременья, протестующего, гордого, жаждущего больших дел, но вынужденного размениваться по мелочам, предаваться рефлексии, беспощадному самоанализу. В статье «Стихотворения М. Лермонтова» (1841) Белинский рассмотрел главные мотивы творчества поэта, особенно выделив патриотическое его стихотворение «Бородино» и полную глубоких и острых мыслей о судьбах современного поколения «Думу». Это произведение даже подало Белинскому повод для признания сатиры, которую он раньше явно недооценивал, законным родом творчества.

Белинский находил, что в поэме «Мцыри» авторская мысль отзывается «юношескою незрелостию», «незрелостью идеи и натянутостью в содержании». Несмотря на подчеркнуто протестующий пафос поэмы, Белинский предпочитал этой поэме более глубокую и зрелую, по его мнению, поэму «Демон» (она не была тогда полностью опубликована, но критик знал ее в списке).

Белинский все время сравнивал Лермонтова с Пушкиным, так как именно с Пушкиным у нового поэта было много общего в тематике и стилевых приемах. Но в основном Белинский сопоставлял Лермонтова с Пушкиным по контрасту: «Нигде нет пушкинского разгула на пиру жизни; но везде вопросы, которые мрачат душу, леденят сердце… Да, очевидно, что Лермонтов — поэт совсем другой эпохи и что его поэзия — совсем новое звено в цепи исторического развития нашего общества» («Стихотворения М. Лермонтова»).

Сложнее было отношение Белинского — человека и критика — к Гоголю. Белинский видел в его произведениях образцы современного реалистического, сатирического творчества. Еще в 1835 году он начал борьбу за Гоголя, разъяснял смысл его сатиры. Реакционная критика тогда начала травлю писателя. Белинский отмечал главные черты таланта Гоголя: «простоту вымысла, народность, совершенную истину жизни, оригинальность и комическое одушевление, всегда побеждаемое глубоким чувством грусти и уныния» («О русской повести и повестях Гоголя», 1835).

В 1847 году разыгрались драматические события в литературе. Гоголь выпустил свою парадоксальную книгу «Выбранные места из переписки с друзьями». Она обескуражила многих подлинных ценителей творчества великого реалиста. Гоголь отказывался от прежних своих произведений, отрекался от «Ревизора» и «Мертвых душ», проповедовал христианское смирение, повиновение крестьян помещикам. Белинский, понимавший, как никто, что такое Гоголь для русской литературы, безоговорочно осудил «Выбранные места». Цензура выбросила целую треть из рецензии Белинского, появившейся в февральском номере «Современника» за 1847 год. Но и в этом виде рецензия оставалась резкой и ясной по основной мысли.

Уже в те годы обрисовались сложнейшие проблемы противоречий гоголевского творчества, которые занимают ученых и до сих пор. Белинский первый обратил внимание на эти вопросы. Он еще в 1842 году заметил, что талант Гоголя держится главным образом на наблюдательности, «непосредственной силе творчества», но эта удивительная сила непосредственного творчества, в свою очередь, вредит Гоголю. Она «отводит ему глаза от идей и нравственных вопросов, которыми кипит современность, и заставляет его преимущественно устремлять внимание на факты и довольствоваться объективным их изображением» («Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя «Мертвые души»).

Между тем Гоголь вовсе не был реалистом-бытовиком в общепринятом смысле. Ему давался любой человек и весь человек, но Гоголь-сатирик вовсе не всякого человека и не во всех ракурсах изображал. Гоголь был реалистом-сатириком, мастером гротеска, масок, преувеличений. Этого Белинский не смог в должной мере вскрыть, толкуя о «простоте вымысла», «совершенной истине» жизни у Гоголя и «смехе сквозь слезы». Больше всего (и напрасно) Белинский боялся объявить Гоголя сатириком. Карикатура для Белинского была вовсе не искусством, и сатиру он считал таким односторонним преувеличением и, следовательно, искажением жизни, что она ничего общего с реализмом не должна иметь.

Таким образом, мешало правильно взглянуть на манеру Гоголя собственное представление Белинского о сатире, предубеждение против нее. Хотя критик вел родословную сатиры от Кантемира и даже считал сатирическую линию одним из плодотворнейших направлений русской литературы, все же последующие представители русской сатиры не получили достойной оценки.