История создания романа Пушкина «Капитанская дочка»

Историческая жизнь и пушкинских идей, и пушкинских сюжетов наглядно и убедительно выявляет все значение Пушкина для русской литературы. Можно сказать, что Пушкин своими разнообразными, написанными в разных формах и манерах произведениями создал для русской литературы своеобразный сюжетный, жанровый и идейный арсенал. Этот арсенал долго будет обогащать (и сейчас еще обогащает) русскую литературу. Русский роман XIX и отчасти XX вв. идет от «Евгения Онегина» если и не в полной, то в значительной мере. Философская русская проза — от повестей Пушкина типа «Пиковой дамы». Историческая драма — от «Бориса Годунова». Повесть на тему униженных и оскорбленных — от «Станционного смотрителя» и «Дубровского». Эпический и исторический род произведений в русской прозе (например, «Война и мир» Толстого) — от «Капитанской дочки» и т. д. и т. п.

«Капитанская дочка» — несомненно, лучшее и самое совершенное произведение Пушкина в прозе. «Чудом совершенства» называл ее Белинский. Повесть писалась одновременно и в тесной внутренней связи с «Историей Пугачева». Материал для обоих произведений Пушкин собирал во время своей поездки в Казань и на Урал в 1833 г. Находясь в дороге, он пишет жене: «Здесь я возился со стариками, современниками моего героя; объезжал окрестности города, осматривал места сражений, расспрашивал, записывал и очень доволен, что не напрасно посетил эту сторону». А одиннадцатью днями позже, по дороге из Оренбурга домой, пишет: «А уж чувствую, что дурь на меня находит,- я и в коляске сочиняю, что же будет в постели?». «Дурно» он не без нежности называет поэтическое вдохновение, которое у него связано теперь с обоими его замыслами на тему Пугачева.

О характере взаимодействия между «Капитанской дочкой» и «Историей Пугачева» современные исследователи пишут: «Процесс создания «Капитанской дочки» — поразительный пример взаимодействия образно-художественной и исследовательской мысли. Развитие художественного замысла привело па определенном этапе к историческим изучениям, из которых возникла «История Пугачева». Работа историка откорректировала работу художника и дала ей новое направление». Реально, в живом применении, художественная и исследовательская мысль Пушкина существовали в единстве, целостно. «История Пугачева» — это плод не только исследовательской, но и художественной мысли. Недаром в ней так много живых картин (например, встреча Пугачева с женой в Казани, допрос Пугачева Паниным и т. д.), так много сильных истинно художественных частностей.

Пугачев едет впереди своего войска. «Берегись, государь,- сказал ему старый казак,- неравно из пушки убьют.- Старый ты человек,- отвечал самозванец,- разве пушки льются на царей?». Пугачев перед встречающим его народом: «Когда въехал он в крепость, начали звонить в колокола; народ снял шапки, и когда самозванец стал сходить с лошади, при помощи двух из его казаков, подхвативших его под руки, тогда все пали ниц. Он приложился ко кресту, хлеб-соль поцеловал и, сев па уготовленный стул, сказал: «Вставайте, детушки».

Это отрывки из «Истории Пугачева», и это художественные картины и художественные зарисовки. Пушкин пишет историю, как пишет художественную прозу. Он дорожит не сухими протокольными фактами, а живыми человеческими чертами и соответственно этому отбирает исторический материал. Чувствуется, что, когда он собирал материал к своей истории Пугачева и когда писал ее, он и в этом случае оставался, прежде всего, поэтом.

Для него быть историком — это и значило быть поэтом. Поэтическая история была для него подлинной, человечески близкой историей. Именно такой и была его собственная «История Пугачева». Но такой же, по существу, в принципе была и его «Капитанская дочка». Оба пушкинских замысла на тему Пугачева были подобны своим внутренним пафосом, своей глубинной идеей, даже некоторыми приемами. При этом, как это ни звучит на первый взгляд парадоксально, «Капитанская, дочка», его литературная и художественная повесть, оказалась историей более впечатляющей, более живой и достоверной, чем то его произведение, которое он наименовал историей.

Замечательно, что это признал такой прославленный ученый-историк, как В. О. Ключевский: он находил, что в «Капитанской дочке» «больше истории, чем в «Истории пугачевского бунта». Свою поэтическую историю в «Капитанской дочке» Пушкин писал с увлечением и любовью. От этой любви — удивительная и неповторимая поэзия, его повести. Это поэзия в равной мере и крестьянского, пугачевского мира, и мира дворянского, ему противопоставленного. Как заметил Лотман, «каждый из двух, изображаемых Пушкиным миров имеет свои бытовой уклад, овеянный своеобразной, лишь ему присущей поэзией, свой склад мысли, свои эстетические идеалы».

Создавая «Капитанскую дочку», Пушкин испытывал любовь и к своему дворянскому герою Гриневу, и к добродушным и нравственно-высоким Мироновым, и особенным образом к Пугачеву. В стихотворном послании «Д. В. Давыдову» (1836) Пушкин дает полушутливую и очень живую характеристику Пугачеву:

Вот мой Пугач: при первой взгляде Он виден — плут, казак прямой! В передовом твоем отряде Урядник был бы он лихой.

За этой характеристикой — и человеческая и историческая правда, и авторская нежность. К Пугачеву Пушкин испытывал «влеченье — род недуга как позднее Тургенев к Базарову. Пушкина привлекала в его герое диковатая сила, огромность и незаурядность его человеческой натуры, своеобразная поэзия бунта и вольницы. Свою художественную историю Пушкин пишет, как Пимен,- внутренне свободно, подчиняясь единой

Только истине. И его любовь к героям тоже неразлучна с истиной.

Сочувственный интерес Пушкина к Пугачеву заметно возрастал в процессе создания повести. Образ Пугачева далеко не сразу сделался центральным в романе. На начальном этапе развития замысла он занимал второстепенное, эпизодическое место. Но затем он выдвинулся на первый план. Это и было выражением все большей заинтересованности Пушкина личностью Пугачева, все растущим к нему авторским расположением и сочувствием.

С любовью изображает Пушкин и картины старинного дворянского быта. Здесь все исполнено доброго юмора и знания и авторского понимания; отношения в семействе Гриневых, сами старики Гриневы, удивительный Савельич и его завзятый враг мусье Бопре, картины домашнего воспитания. Все это изображено необычайно живо — и исторично. Все это не менее, чем сцепы с Пугачевым, живая и самая доподлинная русская история. В Гриневых и еще более в Мироновых Пушкин показывает простых людей, простые добрые нравы. Удивительно простые. И то, что эти простые люда, самого мирного свойства, помимо своего желания и отчасти даже сознания, оказываются захваченными бурными историческими событиями и входят в большую историю, придает всему рассказанному особенный драматизм.