Изложение первого действия пьесы Гоголя «Ревизор»

Переходим к первому Действию «Ревизора». Вначале он сообщает, что городничий Сквозник-Дмухановский приглашает к себе чиновников городка и предупреждает о том, что к ним может приехать инкогнито, где тайно, Ревизор, о чем пишет ему приятель. Возникает естественный вопрос: «Есть ли причина чиновникам бояться приезда ревизора?» И учитель предлагает школьникам узнать, о чем беседует городничий с чиновниками города в первом явлении первого действия. начальная сцена отлично изображена на рисунке П. Боклевского, который очень точно передает испуг чиновников, их ужас.

Другой художник, А. Константиновский изобразил эту сцену несколько иначе: он попытался глубже выразить внезапность известия. В этом состоянии и показаны персонажи, участвующие в первом действии.

«Городничий, уже постаревший на службе и очень неглупый по-своему человек. Хотя и взяточник, однако ведет себя очень солидно; довольно серьезен… Черты лица его грубы и жестки, как у всякого, начавшего тяжелую службу с низших чинов. Переход от страха к радости, от низости к высокомерию довольно быстр, как у человека с грубо развитыми склонностями души». Перед нами бывалый человек со своим жизненным опытом, хваткой.

Он гордится тем, что раньше «мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать».

За ним, как и за другими чиновниками, водятся «грешки», так как, по словам письма от его друга, он «человек умный» и не любит «пропускать того, что плывет в руки. Одним из «блестящих» дел городничего является присвоение денег, которые были отпущены пять лет назад на строительство церкви при богоугодном заведении. Начальству же он доложил, что церковь «начала строиться, но сгорела». В городе везде беспорядок: на улицах полно мусора, в учреждениях, в полицейских участках царит беззаконие. Хотя и боится городничий своих «грешков», но успокаивает себя тем, что нет безгрешных людей.

Он ведет себя, как замечает Гоголь, солидно. И это происходит от того, что убежден в своей правоте. Поскольку он сам «грешен», то и его советы другим носят лишь поверхностный характер.

Первым, к кому обращается городничий, был Артемий Филиппович Земляника, попечитель богоугодных заведений. Характеризуя этого чиновника, ученики отметят, что в больнице было очень грязно. Больные походили на кузнецов, курили такой крепкий табак, «что всегда расчихаешься, когда войдешь».

Кормили их плохо. Сам Земляника признается:

«Больным велено габерсуп давать, а у меня по всем коридорам несет такая капуста, что береги только нос». И когда городничий советует ему, что лучше было бы иметь в больнице поменьше народу, а то могут отнести «к дурному смотрению или к неискусству врача», Артемий Филиппович признается: «О! Насчет враче-ванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше; лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так » умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.

Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает».

В этом ответе выражена вся сущность деятельности человека, который должен был беспокоиться о нуждах людей. Прямое воровство сквозит за каждой репликой Земляники. Но кто на него пожалуется? Чиновники совершенно равнодушны к судьбе простых людей. И замечание Земляники о том, что с тех пор, как принял он начальство, люди в больнице, «как мухи, выздоравливают», свидетельствует об истинном положении дел.

В этой видоизмененной афористической фразе раскрывается и лицемерие Земляники и подлинная сущность самодержавно-крепостнического «порядка». Гоголь не случайно вводит фигуру уездного лекаря Христиана Ивановича Гибнера. В то время, по свидетельству современников, даже в Петербурге медиками были немцы, французы, англичане, итальянцы, а число русских врачей было очень ограничено. Большинство русских медиков, получив образование в Медико-хирургической академии, отправлялись в армию.

Поэтому их было так мало как в столице, так и в губернских и уездных городах. Как свидетельствует статистика, к середине XIX века врачей было около 8 тысяч, не менее трети приходилось на армию и флот. 654 врача имели «право на неполную практику».