Как же нужно жить, чтобы «не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»?

В трилогии Московская сага (1992) Аксенов рассказывает о трех поколениях семьи русского врача Бориса Градова. Действие начинается в середине 1920-х годов и заканчивается в начале 1950-х. Дети и внуки Градова, московские интеллигенты, воплощают в своих судьбах судьбу страны: участвуют в подавлении Кронштадтского мятежа, служат в армии, подвергаются репрессиям, становятся видными военачальниками или верующими. Автор вводит в роман выдержки из советской, европейской и американской прессы разных лет, рассказывающие о политических событиях, на фоне которых разворачивается частная жизнь Градовых, и о подробностях быта того времени

Новых сюжетов нет — все сюжеты давным-давно отработаны… В очень общем смысле могу сказать, что я продолжаю оставаться биологом, антропологом. Все на свете, имеющее отношение к человеку, относится к области антропологии. И меня интересуют не проблемы, явления, идеи, а собственно человек в соприкосновении с проблемами, идеями и прочим Но последний роман Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого», на мой взгляд, стал в ее творчестве новой и весьма крутой (в традиционном, «старорусском», значении этого слова) ступенькой…

Эта книга насыщена духом времени и одновременно далеко-далеко выходит за временные пределы. В ней живут и умирают, любят и ненавидят герои живые, узнаваемые. Но звучат и вечные вопросы о смысле бытия. Пусть, как во веки веков, без ответа — гораздо важнее, что автор не боится подойти к самому краю. И в этом рискованном положении старается убедить читателя в том, что ставить ребром главный земной вопрос — не только право, но и обязанность человека — на пути исследования и сотворчества — стать в конце концов тем самым искомым ответом! Я закрыла книгу и подумала: «Нужно научиться смотреть в бездну так светло и отважно!»

Дело в том, что жизнь каждого человека, как я себе представляю, существует на пересечении реальности «реальной» и реальности иной, которую мы прозреваем, предчувствуем, осознаем минутами — во сне, в каких-то проблесках интуиции. Я написала эту книжку для того, чтобы человек, прочитав ее, сказал: «Ну да, я все это знаю!», чтобы он открыл в своей собственной жизни то, что я открываю ему в жизни моих героев. Ведь я не отвечаю ни на один вопрос, а лишь пытаюсь сказать, как вижу я этот процесс, в котором мы все находимся — процесс, казалось бы, конечный — и все же безусловно бесконечный…

— Людмила Евгеньевна, а в чем же все-таки «казус Кукоцкого»?.. — Казус — это случай. Я рассказала о случае Кукоцкого — о человеке и его судьбе. Этот казус кажется мне казусом каждого из нас. Любой человек — это конкретный случай в руке Господа Бога, в мировом компоте, в котором мы все плаваем… В данном случае это Кукоцкий. Но он может быть казусом каждого, кто внимательно наблюдает жизнь, бесстрашно и честно смотрит на мир…

«Искренне Ваш Шурик», мгновенно вызвавший читательский интерес. Роман, основное действие которого разворачивается в 70-80-е годы ХХ века, похож и одновременно не похож на предыдущие произведения Улицкой. Эта книга, носящая черты семейной саги, — о молодом человеке из интеллигентной московской семьи, переводчике-полиглоте. Слабохарактерность, желание бескорыстно помогать людям (особенно женщинам) не раз играют с Шуриком злую шутку. Многие сцены в романе выписаны Улицкой непривычно жестко.. — Слабохарактерный, «жалостливый» мужчина («Ему всегда нравилось быть хорошим мальчиком», «Я, в сущности, люблю, когда мной руководят») — это, на ваш взгляд, типичный «продукт» той эпохи, о которой идет речь в романе, или универсальный, «вне времени», персонаж?

— Не все так просто. Одна моя подруга, женщина высокоинтеллектуальная, блестящая переводчица с нескольких языков, одна из самых ярких женщин, встретившихся мне в жизни, прочитав «Шурика», сказала: это роман про меня! Действительно, этот человеческий тип — «жалостливый», сострадательный, слегка суетливая Марфа, готовая на служение, — мы чаще встречаем среди женщин. Но изредка и среди мужчин. Человеческие типы устойчивы, как знаки зодиака, и время лишь придает им фактуру, обрабатывает поверхность, если можно так выразиться. К тому же мне представляется, что знаки ушедшего времени читаются скорее в шеренге женских персонажей. Шурик, со всеми особенностями его старомодного и добротного воспитания, — достаточно штучный товар. Совсем, впрочем, не музыкальных, но, по счастью, и не постмодернистских, как определяется сегодня вся литература, которая уже и не литература вовсе, а так, окончание, послесловие, титры былого.

Сочинения Людмилы Улицкий еще литература, каким-то чудом сохранившая русскую культурную традицию любви и добра, при обычных жизненных коллизиях и безумствах современного мира. Людмила Улицкая — интеллигентная писательница для интеллигентных людей. И это без всякой иронии Как сказала сама писательница: «Этот роман не только о проблеме абортов, но и многом другом, не менее важном: о границах жизни и смерти, памяти и интуиции. Что там, за этой границей? Мы болеем и умираем от того, что жизнь не соответствует нашим требованиям. Мы не можем принять жизнь, потому что она обманывает наши ожидания. Книга эта не целомудренная. То, о чем я писала в ней, может, и говорить не надо».

В своем романе «Искренне Ваш Шурик» Улицкая прервала традицию «тургеневских барышень» в русской литературе. Это там, далеко в прошлом, остались жертвенные и любящие женщины. Остались и трогательные, страдающие проститутки. А здесь, у нас теперь женщины независимые, циничные и сильные, женщины «хотящие». Любовь и сострадание, как нравственный ориентир, как особенность русской исторической жизни остались в той литературе. Но герой нашего времени сохранился. Это по-прежнему «лишний человек», почти без фамилии, бастард, дитя внебрачной любви. Прежде мы изучали интеллектуала — плейбоя Евгения Онегина, опытного малого, холодного и циничного. Затем Печорина, представлявшего собой некую концентрацию Онегина. Его более жесткий и безжалостный вариант. Наш современный герой в романе Улицкой — Шурик Корн-Левандовский не то, чтобы бледная тень предыдущих, а суть их продолжение. Он и умница, и вожделеют его женщины, и балуют, а он, как и предыдущие герои нашей великой литературы — все укатывается от них как колобок. Добрый, слабый Шурик: никому не может отказать. Всех и ничейный. Порой, кажется, что время отомстило и Онегину, и Печорину пером Улицкой. То, чего не случилось с ними от рук преданных и любящих женщин, случилось с Шуриком. От женщин Шурик ускользал, но с большими потерями самого себя. Время никакое, никакие и герои. А талантливый автор об этом написал. Как-то совсем с мужиками стало в России туговато. Впрочем, и с женщинами тоже. Миром не сегодня — завтра станет управлять женщина, вот согласиться ли Бог с таким раскладом, ведь Он так рассчитывал на Адама. Но Адам ныне превратился в Шурика.