Комментарии к сюжету «Житие великого грешника» Достоевского

Чрезвычайно сходно и отношение умиленно «сентиментальное» ко всему миру и к «красе мира» Макара и у Зосимы. Не забудем, что Макар пророчествовал об Аркадии, что он должен будет пострадать ради православной церкви. Макар Долгоруков — первый печатный опыт христианина-учителя, типа народно-православного. В его речах отразились не только Инок Парфений, но и «духовные стихи» и Жития. И. Макар и Зосима говорят в религиозно-сентиментальном стиле делателей «Иисусовой Молитвы». Сентиментализм выражается здесь всеми своими основными признаками: здесь и «культ» сердечности, культ сердца, культ радостных слез и слез умиления, культ дружбы, культ условно-благой природы и, наконец, даже пристрастие к ласкательно-уменьшительным именам.
Зосима умиленно славословит: …Старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость; вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю восход солнца ежедневный, и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более люблю закат его, длинные, косые лучи его, а с ними тихие, кроткие, умиленные воспоминания, милые образы изо всей долгой и благословенной жизни… Кончается жизнь моя, знаю и слышу это, но чувствую на каждый оставшийся день мой, как жизнь моя земная соприкасается уже с новою, бесконечною, неведомою, но близко грядущею жизнью, от предчувствия которой восторгом трепещет душа моя, сияет ум и радостно плачет сердце…».
«Тамо мы увидим Царя небесного лицом к лицу…» «Увидим, — продолжает святитель Тихон, — Бога лицем к лицу. Увидим лице Божие и от радости будем восклицати. Увидим Господа и Искупителя нашего Иисуса Христа в Божественной Его славе, и будут сотрапезниками нашими святые и Ангелы». Эти строки, не раз повторенные, отразились кое-где в главе «Брак в Кане Галилейской».
Таковы те параллели и основные пункты, которые представляет нам Собрание сочинений и житие святителя. Тут не только идеология и отражение биографии, но и возможность прямого и несознательного подражания стилистического.
Но и кроме Тихона на Зосиму, на его речи и тип отбросил отраженный свет, через автора, образ Амвросия Оптинского. Да и не он один. Нет случайных имен героев, а все связаны тесно с литературной традицией или с жизнью автора. Впервые имя Зосимы упомянуто в «Бесах». Когда Ставрогин посещает Лебядкина, то последний, указывая на скудную обстановку своей комнаты, говорит: …Вот-с живу Зоси-мой». Зосима имя многих святых православной вообще, да и русской церкви. Жития некоторых из них дают любопытные намеки и параллели. Тут и военные, что бросили оружие («поверже оружия воинский») и стали вдруг служителями Господа, тут и схимники, которым ихний ученик исповедывается, как из гнева за то, что простил его учитель, хотел он ночью мечом его убить, тут и молельщики кроткие, и дар слезный имеющие умиленные хвалители Бога, и прорицатели и сотаинники Марии Египетской, чье житие поразило подростка Аркадия и не раз упомянуто у Достоевского.
Ради краткости я опущу многое и отмечу лишь двух из русских Зосим, особенно
автора «Душеспасительных бесед», которого, кстати, так рекомендовал читать оп-
тинский старец Амвросий. Не отразилось ли имя этого святого и его облик на Зосиме? Замечателен, правда, был и нестяжатель, неутомимый труженик, живший, как птица небесная, схимонах Зосима Соловецкий. Имел он дар горячей молитвы и слез радостного умиления.
Но гораздо важнее уже упомянутый автор «Душеполезных бесед» старец схимонах Зосима (Верховский). Был он сыном родителей небедных, даже людей именитых, отличался с детства великой чувствительностью и «горячностью сердечной». С 15 лет поступил он с братьями в гвардейский полк, но вскоре все оставил и пошел в монастырь, где обрел учителя в лице старца Василиска. Оба они долго странствовали, ища безмолвия и «пустыни». Наконец выбрали место близ города Кузнецка в Сибири. В своем житии старца Василиска Зосима писал об этом так: …Кругом лес дремучий, за которым весь мир сокрылся… Но если взоры сии обратятся и на землю, рассматривая всю тварь, всю природу, то не менее восхищается сердце сладкою любовью к Творцу всяческих, удивлением Его премудрости, благодарением Его благости. Даже приятное пение птиц возбуждает к славословию и песнопению молитвенному. Вся тварь содействует бессмертному духу, хотящему соединиться с Творцом своим…» И была жизнь отшельников там как бы райская: …За что нам ожидать блаженства вечного, — восклицали они, — если мы здесь так блаженствуем?..
На св. Пасху ходили они «по лесу Божьему» и оглашали его «Христос воскресе». Замечателен рассказ Зосимы о том, как просил он Бога: «Господи! дай мне познать мучение грешников…» И слова о природе человека: «Отчего человек не может быть ничем доволен? — Оттого, что душа его не сотворена для сего мира. Рожденное от Духа, дух есть…» То же вспоминает и старец Зосима Достоевского о том, что «семя иных миров» возросло на земле и душа человека стремится в горние выси. И умирал Зосима замечательно: с восторгом и в веселии, ибо «блажен тот, кто получит извещение прежде смерти». И предрек он кончину свою и смерть свою принял не лежа, а полусидя, «точно кого встречая», и воскликнул в восторге в последнее мгновение. Не все, разумеется, могло быть известно Достоевскому, не все его писания, но есть основания думать, что многое было им читано.
Кончина Зосимы в «Братьях Карамазовых» в восторге встречи с Богом и молитвенного экстаза напоминает Зосиму Верховского. Да и не она одна. Любовь к природе, к «пустыне», о которой найдем такие горячие слова Зосимы и Зосимы Верховского, мечта о тихой, светлой кончине и горячность сердечной любви здесь ближе к Макару Долгорукому и к Зосиме, чем редкие упоминания о природе в творениях святителя Тихона, более мрачного и догматического. «Житие и подвиги в Бозе почившего схимонаха Зосимы» во многом по своему тону совпадает с учением и восторгом умиления «Из Жития в Бозе представившегося схимонаха Зосимы..