Композиция, посвященная жизни и творчеству Сергея Есенина. Есенин и имажинисты

Ведущий. 17 ноября 1920 года. Большой зал Политехнического музея. Вечер «Суд имажинистов над литературой».

Председательствующий. Издох футуризм. Давайте грянем дружнее; футуризму и футурью — смерть. Забудем о том, что футуризм существовал, так же, как мы забыли о существовании натуралистов, декадентов, романтиков, классиков, импрессионистов и прочей дребедени… к чертовой матери всю эту галиматью… Мы настоящие мастеровые искусства, мы, кто отшлифовывает образ, кто чистит форму от пыли содержания…

Голос из зала. Маяковский просит слова!

Маяковский. На днях я слушал дело в народном суде. Дети убили свою мать. Они не стесняясь заявили на суде, что мать была дрянной женщиной. Однако преступление намного серьезнее, чем все это может показаться на первый взгляд. Мать — это поэзия, а сыночки-убийцы — имажинисты.

Голос из зала. Маяковский, может быть, вам напомнить ваши собственные стихи?

Фермами ног отмахивая мили. Кранами рук расчищая пути, Футуристы прошлое разгромили, Пустив по ветру культуришки конфетти… В «Полное собрание сочинений», как в норки, Классики забились, но жалости нет! Напрасно их наседкой Горький прикрыл, распустив изношенный авторитет! По-моему, вы совсем недалеко ушли от имажинизма.

Маяковский. Достаточно далеко и от имажинизма и от футуризма, прочих «измов».

Есенин. У этого дяденьки-Достань воробышка хорошо привешен язык… Смотрите, мол, на меня, какая я поэтическая звезда, как рекламирую Моссельпром и прочую бакалею. А я без всяких прикрас говорю: сколько бы Маяковский не куражился, близок час гибели его Газетных СТИХОВ. Таков поэтический закон агитез.

Маяковский. А каков закон судьбы ваших кобылез?

Есенин. Мне мил стихов российский жар: есть Маяковский, есть и кроме, он их главный штабс-маляр, поет о пробках в Моссельпроме.

Ведущий. Поэты спорили, дороги их расходились. А кругом распевали их частушки. Есенин.

Ах, яблочко. Цвета милого! Бьют Деникина, Бьют Корнилова. Цветочек мой, Цветик маковый. Ты скорей, адмирал, отколчакивай.

Маяковский.

Милый мой на Красном фронте Забирает города. Мой платок не очень теплый, да окраска хоть куда. Как Юденич в тапке ехал, а Колчак в броневике. Оказались два элодея да на красном на штыке. Сцена прощания с имажинистами

Мариенгоф.

ОПЯТЬ вино и нескончаемая лента немеркнущих стихов. Есенин с навыком степного пастуха пасет столетья звонкой хворостиной. Чуть опаляя кровь и мозг. Жонглирует словами Шершеневич, И чудится, что меркнут канделябровые свечи, когда взвивается ракетой парадокс.

Есенин. У Анатоля Франса есть один чудный рассказ об акробате, который выделывал вместо обыкновенной молитвы разные фокусы перед богоматерью на трапеции. Этого чувства у моих собратьев нет. Они ничему не молятся, и нравится им одно пустое акробатничество, в котором они делают очень много головокружительных прыжков…

Шершеневич.

Говорят, что когда-то заезжий фигляр, Фокусник уличный, в церковь зайдя освещенную. Захотел словами жарче угля Помолиться, упав пред Мадонною. Но молитвам научен не был шутник. Он знал только фокусы, знал только арийки, И пред краюхой иконы поник И горячо стал кидать свои шарики. И этим проворством приученных рук, Которым смешил он в провинции девочек, Рассказал невозможную тысячу мук, Истерзавшую сердце у неуча. Точно так же и я… Мне до рези в желудке противно Писать, что кружится земля и поет, как комар. Нет уж лучше пред вами шариком сердца наивно Будет молиться влюбленный фигляр.

Ведущий. Сергей Есенин объявляет о своем выходе из группы имажинистов.

Шершеневич. Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она была ему удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывающемся от своего слова, не были уверены, как в соратнике.

Есенин. Прощание с Мариенгофом

Есть в дружбе счастье оголтелое И судорога буйных чувств — Огонь растапливает тело. Как стеариновую свечу. Возлюбленный мой! Дай мне руки — Я по-иному не привык — Хочу омыть их в час разлуки Я желтой пеной головы. Прощай, прощай… В пожарах лунных Дождусь ли радостного дня? Среди прославленных и юных Ты был всех лучше для меня. В такой-то срок, в таком-то годе Мы встретимся, быть может, вновь… Мне страшно,- ведь душа проходит, Как молодость и как любовь.

Звучит песня на ел. С. Есенина «Клен ты мой опавший».