Краткий обзор последних романов Кавальера

Другие романы, Клеменция, Лето в Борносе и Слезы значительно уступают Гавиоте; в них еще заметнее главный недостаток, присущий всем произведениям Фернана Кавальеро, общая монотонность, бесконечное повторение одних и тех же мотивов с одним и тем же неизменным припевом. Может быть, отчасти это зависит от того, что самая среда, изучаемая автором, слишком бедна содержанием и не представляет того разнообразия типов, каким изобилуют английское и французское общества, так ярко отразившаяся в бессмертных созданиях Диккенса и Бальзака.

Но важнейшей причиной, основой всех несовершенств здесь является упорное предубеждение против современной цивилизации, разрушающей заветы старины; оно затемняет все мировоззрение этой талантливой писательницы, и, в своем ревностном старании оживит самый дух дорогого ей прошлого, она постоянно проповедует смирение, покорность судьбе, возводит умственную неподвижность в основной закон общественной жизни, страстно негодуя против поборников науки и прогресса, дерзающих ставить их выше слепой младенческой веры. Увлеченная этой борьбой, не замечая противоречий и нелогичности своих выводов, она является ярой защитницей самых темных предрассудков и суеверий, укоренившихся в народе, причем, однако, все ее симпатии видимо тяготеют в пользу привилегированных классов, всегда резко отделяемых ею и с нравственной стороны от так называемой черни.

Помимо повестей и романов, произведения Фернана Кавальеро очень не многочисленны: несколько стихотворных пьес, беглые путевые заметки o поле битвы при Ватерлоо; описание Ахена; несколько сцен из жизни приморского населения и весьма поверхностный трактат o римской и греческой мифологии, вот и все, o, чем еще стоит упомянуть. Неотъемлемая достоинства автора как художника живописца и тонкого психолога, более или менее проявляются всюду, составляя главную силу этого таланта, но так, же ярко выдаются при этом и его слабые стороны, в основе которых лежит прискорбное недомыслие.

Пользуясь всяким удобным случаем для своих ожесточенных нападок на идеи свободы и прогресса, романистка с такой же чисто-женской горячностью превозносит все традиции доброго старого времени: слепую веру, непогрешимость католических, догматов и крепчайший оплот всего этого, благодетельную инквизицию. Она страстно ненавидит демократический дух, a между тем, если, внимательно приглядеться к ее творчеству, то окажется, что именно там — то оно и достигает своей наибольшей высоты и художественной правды, где воспроизводить внешний и внутренний мир простолюдинов, со всеми характерными особенностями даже самой их речи.

Близкое изучение народной среды сказывается само собою в большинстве произведений этой писательницы; но, к сожалению, не способствует правильности ее мышления. Вся проникнутая ультрамонтанской теологией, не смущаясь ни какими противоречиями разуму, она отстаивает неравенство между людьми, т. е. тот порядок вещей, при котором бедняк должен оставаться в вечной зависимости от богача и не может существовать без его подаяний; a прославляемая благотворительность постоянно является y нее в той узкой форме, что до сих пор лишь содействовала нравственному падению обездоленных, нисколько не улучшая их участи.

Создавая характеры своих главных героев, она всегда берет образцами величавые типы древней католической Испании и возводит их в идеал; a все, порожденное современной цивилизацией, предает осмеянию, или представляет в самом невыгодном свете.

И что же выходит из всех этих усилий? Ничего, кроме прямого ущерба самому творчеству даровитой романистки, значительного умаления его жизненности. Вообще, ей далеко до нашей Жорж-Занд, и так неизмеримо далеко, что между ними немыслимо даже никакое сравнение.

Напрасно Мериме называет ее испанским Стерном, еще с меньшим основанием она сама уподобляет себя Эмилю Сувестру, по нашему мнению, это скорее Шатобриан в женском роде, с азартом выступающий на защиту всех предубеждений, всех предрассудков слабого, изнеженного, ленивого общества, враждебного труду и движению мысли, упорно хранящего свой обветшалый жизненный строй. И как горячо, с какою смелостью эта женщина старается вооружить свой народ против всякого нововведения, против всякого прогресса, в чем бы он ни проявлялся: железные дороги, телеграфы, все изобретения науки ей ненавистны; против них направлены самые язвительные ее стрелы, a в симпатии постоянно склоняются в пользу монастырей, религиозного декорума, обожания святых подвигов, в сущности, ничем не отличающегося от языческого культа. Словом, — в области испанского романа Фернан Кавальеро является тем же, чем был Бальмес в теологии, Донозо-Кортес — в политике, т. е. представителем и ярым защитником прошлого.