Краткий очерк жизни и творчества Евдокии Петровны Ростопчиной

В театре светской повести выступала известная поэтесса Е. П. Ростопчина. Евдокия Петровна родилась 23 декабря 1811 года в Москве в семье Сушковых. В возрасте шести лет осталась без матери, которая умерла после тяжелой болезни. Отец же, чиновник, много разъезжавший по делам службы, редко появлялся дома.

Девочка, вместе с двумя младшими братьями, до самого замужества прожила в семье деда и бабки с материнской стороны. Воспитанная гувернерами Сушкова, обладая незаурядными способностями, рано пристрастилась к чтению и быстро овладела несколькими иностранными языками, в том числе, французским, немецким, английским и итальянским.

Занятия литературой были традиционными в семье Сушковых: бабка поэтессы, урожденная М. В. Храповицкая, перевела «Потерянный рай» Мильтона; дядя, Николай Васильевич Сушков, был довольно известным литератором; отец, Петр Васильевич, писал на досуге неплохие стихи. Именно поэтому увлечение поэзией началось у Евдокии Сушковой еще в детстве и, хотя ей удавалось долго сохранять это увлечение в тайне, первая публекация ее стихов — в альманахе «Северные цветы на 1831 год» за подписью Д…..а… — произошла когда девушке не исполнилось и восемнадцати лет. В стихах Ростопчиной современники отмечали «энергию чувства», «одушевление», «грустные порывы», живую непосредственность и искренность.

Эти черты свойственны и ее прозе. Кто не помнил обращенного к ней стихотворения Лермонтова: Я знаю — под одной звездою Мы с вами были рождены…. или не читал «Двух встреч» — лирического рассказа Ростопчиной о знакомстве и доверительной беседе с оценившим ее дар Пушкиным? Наконец, она была остроумна, естественна, очаровательна, «везде — и в скромной беседе, и в шумном собрании, и в поэтических мечтаниях — везде мила, везде завлекательна». У Ростопчиной сложились сложные отношения с мужем, графом Андреем Федоровичем, сыном известного генерал-губернатора Москвы 1812 года, памятного современным читателям по «Войне и миру» Л. Н. Толстого, неприязнь свекрови обостряла горечь существования.

Для нового поколения романтическая биография, дружба с поэтами и сочинения Ростопчиной могли быть предметом интереса, но не живого увлечения.

Она не заметила, что время не только течет, но и меняется. Из него уносило романтическую дымку, в нем уже не ощущался сладостный женщине и поэтессе шарм поэзии. Появились новые писатели, возникла натуральная школа. Обыденная действительность разрушила рамки «идеального мира» словесности. Поэзия «обратилась к прозе». «Угловатые», «грубые», «газетные» стихотворения Некрасова невыносимо коробили изящный вкус поэтессы, воспитанной на Байроне и Жуковском.

Но — необходимо сделать оговорку — литературный консерватизм Ростопчиной не переходил в эстетическую глухоту: она высоко ценила творчество Гоголя, комедии Островского, «Детство» Л. Толстого.

Обстоятельства способствуют или стесняют, но всякое творчество имеет свой собственный, внутренний предел. В лирических произведениях тридцатых и сороковых годов — «Талисмане», «Пустом альбоме», «Черновой книге Пушкина «, «Болезнях века» Ростопчина его достигает. Ее находки, повторяясь, грозят обернуться кризисом. Веяния времени были восприняты Ростопчиной как вызов; теперь она не принимает комплиментов, а поднимает брошенную ей перчатку. Любовное объяснение сменяет дуэль.

В первой половине 1850-х годов в своем доме Ростопчина открывает «субботы», на которые приглашает своих светских знакомых и писателей разных поколений и школ. Ее намерение — создание животворного оазиса литературы в московской пустыне, примирение разноречивых литературных и общественных начал под покровительством радушной хозяйки. Среди ее гостей — поэт, автор мистической поэмы «Таинственная капля» Ф. Н. Глинка, в прошлом декабрист; близкий знакомый Пушкина, злоязычный светский острослов С. А. Соболевский, «неизвестный сочинитель всем известных эпиграмм; А. Ф. Вельман, автор причудливых романтических повестей и бытовых романов; «молодые литераторы» — А. Н. Островский, Л. А. Мей, А. Н. Майков.

На приемах у Ростопчиной бывает Л. Н. Толстой.

Попытка сблизить литераторов разных поколений была обречена — отсутствовало объединяющее начало. Сама хозяйка салона воспринималась скорее как «достопримечательность» литературной Москвы, свидетельство прошлого. В журнальном мире имя ее начинает произноситься с подчеркнуто иронической интонацией. На страницах «Современника» Ростопчину преследуют насмешки Панаева и Некрасова; на вышедшее в свет в 1856 году собрание стихотворений уничтожающей рецензией откликнулся Н. Г. Чернышевский.

Ростопчина уязвляется и в своих эстетических и аристократических чувствах.

Разбор текстов переходит в сатиру «на лицо». Одним из немногих утешений был отзыв А. В. Дружинина, постоянного поверенного Ростопчиной в эти годы. «Даже в самых незначительных стихотворениях графини Ростопчиной смело проглядывает личность,» — замечал критик в статье «Стихотворения Е. П. Ростопчиной, Я. П. Полонского и И. С. Никитина.» , выражая уверенность, что «имя графини Ростопчиной перейдет к потомству, как одно из светлых явлений нашего времени», и заключая: «В настоящую минуту она принадлежит к числу даровитейших наших поэтов». Интересно, что Евдокия Петровна Ростопчина принимает свою «отсталость» от века не как упрек, а как защиту и знамя:

Я разошлася с новым поколеньем, Прочь от него идет стезя моя, Понятьями, душой и убежденьем Принадлежу другому миру я. Иных богов я чту и призываю И говорю иным я языком; Я им чужда, смешна, — я это знаю, Но не смущаюсь перед их судом.

Сном братьев и друзей моих далеко Он ополчил, окончив жизнь свою. Немудрено, жрицей одинокой У алтаря пустого я стою!