Краткое содержание «Голубого периода де Домье-Смита»

1939 год. Повествование ведется от лица девятна­дца­ти­летнего юноши. Его настоящее имя не упоминается.

После смерти матери главный герой и его отчим Бобби Агаджанян (агент-оценщик произведений живописи) возвращаются из Парижа в родной Нью-Йорк, ранее покинутый ими во время Великой Депрессии.

Некоторое время герой ничем особенным на новом месте не занимается: гуляет, читает и наносит частые визиты стоматологу. Однако вскоре он находит в одной из выписываемых газет интересную вакансию — преподаватель заочных курсов живописи «Любители Великих мастеров».

Получивший образование художника и даже выигравший три первых премии в галерее Фрейберг, герой полагает, что эта вакансия — как раз то, что ему нужно. Он пишет работодателю пламенное письмо, в котором, чтобы увеличить свои шансы на трудоустройство, придумывает трагическую историю о смерти своей жены и оставленном родовом поместье на юге Франции, о своем родстве с Оноре Домье и дружбе с Пикассо.

Письмо за подписью Жана де Домье-Смита отправляется адресату. Героя принимают. Сами курсы располагаются в Монреале (Канада), куда ему и приходится переехать. Директором курсов оказывается бывший член Императорской академии изящных искусств в Токио мсье Йошото, живущий со своей женой на втором этаже унылого трехэтажного домика в верденском районе Монреаля. Школа располагается прямо в жилище Йошото, а на первом этаже того же дома находится ортопедическая мастерская.

Стремясь понравиться своим работодателям, главный герой придумывает в ходе первой встречи еще больше небылиц (в частности, о том, что он ненавидит стулья, и Йошото не следует беспокоиться по поводу отсутствия оных в его комнате, а также о том, что сейчас герой изучает буддизм, хотя впоследствии оказывается, что семейство Йошото — пресвитериане). Тем не менее, на мсье и мадам Йошото излишняя болтливость героя не производит особого эффекта — они встречают его без эмоций, по-деловому, соблюдая лишь необходимые приличия. Вскоре герой приступает к работе.

В первые дни ему приходится переводить с французского на английский письменные рекомендации, сделанные мсье Йошото ученикам, приславшим почтой свои рисунки. Почти впав в отчаяние от мысли, что его используют только как переводчика, и полагая, что его ложь о знакомстве с Пикассо раскусили, герой не находит себе места.

Однако вскоре он получает первые рисунки от учеников для самосто­я­тельного анализа и оценки. Первым учеником оказалась 23-летняя домохозяйка из Торонто, писавшая под псевдонимом Бэмби Кремер. Своими любимыми художниками в анкете она назвала Рембрандта и Уолта Диснея, к письму прикрепила большую глянцевую фотокарточку со своими изображением в купальнике, бескозырке и браслете на щиколотке. Среди рисунков Кремер герою особенно запомнился тот, что был озаглавлен цитатой из Библии: «И прости им прегрешения их». На рисунке три мальчугана ловили рыбу в каком-то странном водоеме, причем курточка одного висела на табличке с надписью «Ловля рыбы воспрещается». Манера рисунка была ужасна.

Вторым учеником был Р. Говард Риджфилд из города Уиндзор, штат Онтарио, 56-летний светский фотограф, рассмат­ривающий живопись как еще одно «выгодное дельце». Любимыми художниками он называл Рембрандта, Сарджента и «Тицяна». Рисовал преимуще­ственно карикатуры. На одной из них священник соблазнял невинную девицу. Манера письма Р. Говард Риджфилда до боли напоминала манеру Бэмби Кремер.

Если работы первых двух учеников едва не ввергли героя в депрессию, то работы третьей ученицы поразили его до глубины души. Ею была сестра Ирма, монахиня женского ордена сестер Святого Иосифа. Она преподавала кулинарию и рисование в начальной монастырской школе, неподалеку от Торонто. К письму сестра Ирма не приложила ни фотографии, ни сведений о возрасте, она написала, что нигде не обучалась рисованию, однако вынуждена была занять место учителя в связи с кончиной одной из монахинь, по воле их настоятеля отца Циммермана. Сестра Ирма обещала учиться очень старательно. Своим любимым художником она назвала Дугласа Бантинга, которого герой долго и безуспешно искал, но так и не нашел.

В письме монахини было шесть рисунков. Все были прекрасны. Лучшая картина была написана акварелью на оберточной бумаге. На ней было изображено перенесение тела Христа в пещеру сада Иосифа Аримафейского. Хотя картина имела незначи­тельные изъяны в подборе краски, герой восхитился живости и непосред­ственности ее образов. Рядом с толпой плакальщиц, идущих за телом, резвились дворняжки. Женщина на переднем плане, стоявшая лицом к зрителю, звала кого-то издали, махая рукой. В одном из образов герой узнал и Марию Магдалину — он сам не понимал, по каким признакам, ведь она шла, никак не выдавала своей скорби, — но все же герой был уверен, что это именно Мария Магдалина.

Под впечатлением от увиденного герой написал сестре Ирме «бесконечно длинное письмо». В нем он признался, что считает ее «необыкновенно талантливой», спросил, не является ли изображенная на картине особа в голубой одежде Марией Магдалиной, кто такой Дуглас Бантинг, видела ли она репродукции Антонелло да Мессина, владеет ли она французским, так как ему легче изъясняться именно на этом языке, удовлетворяет ли ее в духовном смысле монастырская жизнь. Спросил о часах приема в монастыре, сказал, что сам, к сожалению, является агностиком, но восхищается Мартином Лютером, хотя тот и протестант. Герой задал множество других вопросов и сказал множество глупостей, за которые тысячу раз попросил прощения. К письму он приложил несколько обучающих набросков — в надежде, что они помогут сестре Ирме с чисто технической точки зрения.

Ранним утром он опустил письмо в почтовый ящик, после чего вернулся к себе и, еле двигая руками, повалился на кровать. Вдохновение, подаренное герою работами сестры Ирмы, помогло ему некоторое время беззлобно и весьма активно работать над рекомен­дациями для других учеников.

Однако ожидание ответа из монастыря становилось все более мучительным. Герой гулял, часами сидел в кинотеатрах, по памяти копировал «Погребение Христа» сестры Ирмы, но никак не мог успокоиться. Однажды, прогуливаясь вечером, он остановился перед освещенной витриной ортопедической мастерской и испугался до слез.

Как бы спокойно, умно и благородно я ни научился жить, ‹…› я навек обречен бродить чужестранцем по саду, где растут одни эмалированные горшки ‹…› и где царит безглазый слепой деревянный идол — манекен, облаченный в дешевый грыжевой бландаж.

Той ночью ему приснилась сестра Ирма, встречающая его в монастыре. Бездумно и безгрешно обвивал он рукой ее талию.

Наконец, в один из дней, мсье Йошото буднично поднес герою письмо из монастыря. В нем сообщалось, что по независящим от него причинам отец Циммерман вынужден изменить свое решение и не может позволить сестре Ирме учиться на курсах «Любителей великих мастеров». Выражая глубокое сожаление, монастырь просил вернуть первый взнос на право учения в размере четырнадцати долларов.

Герой несколько раз в ужасе перечитал письмо, после чего одним духом написал письма всем остальным своим ученикам, советуя им навсегда отказаться от мысли стать художниками. Окончив письма, он тут же отнес их на почту.

Отказавшись от обеда, он заперся у себя в комнате и просидел там молча более часа. Затем он написал еще одно письмо сестре Ирме, которое так и не было отправлено. В нем он сокрушался по поводу своих неосторожных высказываний в прошлом, полагая, что именно ими мог привлечь внимание отца Циммермана и доставить сестре Ирме неприятности. Герой написал, что, не постигнув азов мастерства, сестра Ирма, может быть, останется очень, очень интересным художником, но никогда не станет великим мастером. Он написал, что не стоит поспешно отказываться от учения, что в случае, если причина отказа лежит в материальной плоскости, он готов бесплатно вести занятия. В конце герой попросил у сестры Ирмы разрешения посетить ее в монастыре в субботу.

Сразу отправлять письмо герой не стал. Решил перечитать его за обедом, желательно при свечах. Он надел свой единственный смокинг, заказал по телефону столик в отеле «Виндзор» и вышел на улицу. Такси не было. Погуляв какое-то время, герой решил плюнуть на отель и зашел в ближайший бар. Там он выпил кофе и перечитал письмо, счел его неубеди­тельным и решил переписать, после чего быстрым шагом пошел в сторону дома.

Однако по дороге с ним случилось невероятное событие. Поравнявшись с домом примерно в девять часов вечера, он заметил свет в окне ортопедической мастерской. В витрине стоял живой человек — женщина лет тридцати, которая меняла бандаж на деревянном манекене. Увидев, что за ней наблюдают, женщина резко повернулась и, не удержав равновесие, уселась на пол. Вскочив, она раскраснелась и снова принялась за работу. И тут «вспыхнуло гигантское солнце» и полетело герою прямо в переносицу со скоростью «девяноста трех миллионов миль в секунду». Ослепленный и напуганный, он простоял несколько секунд, упершись в стекло витрины, а когда пришел в себя — женщины уже не было.

Герой вошел в дом, поднялся в свою комнату и бросился на кровать. Через несколько минут или часов он сделал запись в дневнике: «Отпускаю сестру Ирму на свободу — пусть идет своим путем. Все мы монахини». Перед сном он также написал всем своим ученикам о том, что письма об исключении ранее были отправлены им по ошибке.

Вскоре курсы «Любителей великих мастеров» закрылись, так как у директора не было разрешения на преподавание. Главный герой уехал к отчиму на Род-Айленд, где прожил некоторое время, пока не начались занятия в Нью-Йоркской художественной школе. Более он не пытался встретиться с сестрой Ирмой. Однако иногда ему приходили письма от Бэмби Кремер, которая занялась рисованием поздрави­тельных открыток.