Краткое содержание «Орла-мецената» Салтыкова-Щедрина

Поэты наделяют орлов храбростью, благородством и великодушием, нередко сравнивая с ними городовых. Рассказчик сомневается в благородных свойствах орлов, утверждая, что это всего лишь хищные птицы. Орлы сильны, дальнозорки, быстры и беспощадны, и при их появлении все пернатое царство спешит притаиться от страха, а не от восхищения, как уверяют поэты.

А живут орлы всегда в отчуждении, в неприступных местах, хлебосольством не занимаются, но разбойничают, а в свободное от разбоя время дремлют.

Нашелся, однако, орел, который захотел «так пожить, как в старину помещики живали». Позвал он ястреба, коршуна да сокола и велел им собрать для себя дворню из разных птиц. Дворня станет его холить и утешать, а он, оставаясь кровожадным, станет ее в страхе держать.

Нагнали хищники со всех сторон разнообразнейших птиц. На все согласных ворон поставили за «мужичков» отвечать, коростелей и гагар музыкантами сделали, попугаи стали скоморохами, сороке-воровке ключи от казны доверили, сычи да филины ночными сторожами стали. Всех «записали в ревизские сказки и выдали окладные листы» и спохватились: не учли, что в дворне у орла науки и искусства, должны быть. На эту роль три птицы сгодились: снегирь, дятел и соловей.

Снегирь был малый шустрый и с отроческих лет насвистанный.

Выучившись в школе кантонистов и послужив в полку писарем, он начал издавать газету «Вестник лесов». Только не получалась у снегиря газета. «То чего-нибудь коснется — ан касаться нельзя; то чего-нибудь не коснется — ан касаться не только можно, но и должно. А его за это в головку тук да тук». Вот и решил он пойти в дворню к орлу и восхвалять его безнаказанно.

Дятел, скромный ученый, вел уединенную жизнь. Целые дни сидел он на сосновом суку, усердно долбил и надолбил «целую охапку исторических исследований: „Родословная лешего“, „Была ли замужем баба-яга“, „Каким полом надлежит ведьм в ревизские сказки заносить?“ и прочее». Издателя для книжиц своих дятел найти не смог и решил пойти к орлу в дворовые историографы в надежде, что новоявленный барин исследования его напечатает.

Соловья же любил весь мир.

Весь мир, притаив дыхание, заслушивался, как он, забравшись в древесную чащу, сладкими песнями захлебывался. Но он был сладострастен и славолюбив выше всякой меры.

Орел был не против наук и принял всех троих. Начался в дворне у орла «золотой век». Скворцы гимн разучивают, коростели и гагары на трубах играют, попугаи новые шутки выдумывают. С ворон стали брать «просветительный» налог, для соколят и ястребят учредили кадетские корпуса, а для сов, филинов и сычей — академию. Воронятам купили по экземпляру азбуки. Самого старого скворца назвали Василием Кирилычем Тредьяковским, назначили стихотворцем и велели состязаться с соловьем.

В день смотра наук и искусств наибольший успех имел снегирь, прочитавший такой легкий фельетон, «что даже орлу показалось, что он понимает». Говорил снегирь, что холопское житье лучше барского — у барина заботушки много, а холопу за барином горюшка нет. Когда у холопа совесть была, то он без штанов ходил, а теперь, как совести ни капельки не осталось, он разом по две пары штанов надевает. Орел слушал и соглашался.

А соловей пел про радость холопа, узнавшего, что бог послал ему помещика; про великодушие орлов, которые холопам на водку не жалеючи дают.

Однако как он ни выбивался из сил, чтобы в холопскую ногу попасть, но с «искусством», которое в нем жило, никак совладать не мог.

Никак орел понять его не мог и позвал Тредьяковского. Василий Кирилыч так ясно те же «холопские сюжеты» изложил, что орел только поддакивал. После наградил барин старого скворца ожерельем из муравьиных яиц, а соловья велел убрать с глаз долой.

Хотя дело просвещения в орлиной дворне продвигалось, бывалый снегирь затаился: почувствовал, «что всей этой просветительной сутолоке последует скорый и немилостивый конец», и оказался прав. Ошибку допустили сокол и сова, задумав обучить грамоте самого орла.

Учили его по звуковому методу, легко и занятно, но, как ни бились, он и через год вместо «Орел» подписывался «Арел».

Как и все учителя, сокол и сова «не давали орлу ни отдыха, ни срока». «Произошла натянутость отношений, которою поспешила воспользоваться интрига».

Однажды утром, едва орел проснулся, сова подкралась сзади и давай грамматике учить. Два раза попросил ее орел уйти, а на третий разорвал надвое. Та же участь настигла и сокола, когда он арифметическую задачку барину задал. Стало для всех ясно, что «золотой век» на исходе. Надвигался мрак невежества с «междоусобием и всяческою смутою». Через месяц все развалилось настолько, «что даже пищу орлу с орлицей начали подавать порченую».

Чтоб оправдать себя, ястреб и коршун сговорились и свалили все на просвещение.

Науки-де, бесспорно, полезны, но лишь тогда, когда они благовременны. Жили-де наши дедушки без наук, и мы без них проживем…

В доказательство начали они «открывать заговоры», в каждом из которых непременно был замешан хотя бы часослов. Розыски, следствия, судбища продолжались, пока орел наукам конец не положил.

Дворня опустела. Оставшиеся без присмотра вороны инстинктивно снялись всей стаей с места и полетели. Погнался за ними орел, но догнать не смог: «сладкое помещичье житье до того его изнежило, что он едва крыльями мог шевелить». Тогда сказал орел орлице: «Сие да послужит орлам уроком!». Но что это значило, «то ли, что просвещение для орлов вредно, или то, что орлы для просвещения вредны, или, наконец, и то и другое вместе, — об этом он умолчал».