Краткое содержание романа Пелевина «Чапаев и Пустота»

Повествование ведется от имени одного из известнейших поэтов Петербурга Петра Пустоты.

Первая часть

Зима 1918 года. В центре послереволюционной Москвы Петр наткнулся на бывшего однокурсника и поэта фон Эрнена. Тот теперь служил в ЧК и пригласил старого друга в свою огромную, конфискованную у кого-то квартиру.

Петр признался, что три дня назад в Петербурге за абстрактное стихотворение его хотели взять люди из ЧК, но он убежал от них, отстреливаясь. Фон Эрнен, обещавший помочь, решил все же его арестовать. Под дулом маузера Петр вышел в прихожую, где неожиданно накинул на подлеца свое пальто и задушил его.

Петр надел кожанку чекиста, перезарядил пистолет и хотел было уходить. Вдруг в квартиру ввалилась пара матросов в бушлатах. Приняв Петра за фон Эрнена, они вручили ему приказ «провести нашу линию» в литературном кабаре, выпили с ним водки с кокаином и вместе поехали туда.

В полутемном зале кабаре Петр встретился взглядом со странным человеком с волевым спокойным лицом и закрученными вверх усами.

Я вдруг каким-то образом понял, что он все знает про гибель фон Эрнена — да чего там, знает про меня гораздо более серьезные вещи.

Петр поднялся на эстраду, прочел только что написанный стих и после строчки «ответим белой сволочи революционным террором!» выстрелил в люстру. Сопровождавшие его матросы подхватили стрельбу. В зале кричали и прятались за колоннами, и только тот усатый человек невозмутимо сидел за своим столом.

Прекратив пальбу, матросы с Петром вышли через черный ход и сели в автомобиль. В дороге Петр уснул.

Вторая часть

Проснулся Петр в середине 1990-х в психиатрической лечебнице.

Ее главврач лечил «раздвоение ложной личности» по собственной методике: группу пациентов погружали в ложную реальность одного из них, а по окончании сеанса все они возвращались к своим привычным маниям.

И в эту секунду пациент может сам ощутить относительность своих болезненных представлений и перестать отождествляться с ними. А от этого до выздоровления уже совсем близко.

Петру вкололи препарат и ввели в групповой галлюцинаторный сеанс. Он попал в реальность пациента, считающего себя просто Марией из мексиканской мыльной оперы.

На дымной набережной Мария встретила своего суженого — Арнольда Шварценеггера. Тот отвел ее на пустырь, к военному истребителю, где должен был осуществиться их «алхимический брак». Посадив Марию на фюзеляж, Арнольд взлетел. Самолет накренился, Мария покатилась по крылу и зацепилась капюшоном за ракету. Она крикнула, что так не хочет, и ей больно. Шварценеггер выпустил ракету, и Мария вместе с ней влетела в Останкинскую телебашню. Слияния России с Западом не произошло.

Вынырнув из «не самого интересного видения в своей жизни», Петр заснул.

Третья часть

1918 год. Квартира фон Эрнена. Петр проснулся от доносившейся из соседней комнаты музыки. Это усатый мужчина, которого он видел в кабаре, превосходно играл на рояле.

«Моя фамилия Чапаев», — представился незнакомец. Он рассказал, что был впечатлен агитацией Петра и нашел его, чтобы позвать комиссаром в свою конную дивизию. Петр согласился. Они вышли на морозную улицу, сели в длинный серо-зеленый броневик и отбыли на вокзал.

За бронированным штабным вагоном, в котором расположились Петр и Чапаев, были прицеплены вагоны с «красной солдатней» и полком рабочих-ткачей.

Человек чем-то похож на этот поезд. Он точно так же обречен вечно тащить за собой из прошлого цепь темных, страшных, неизвестно от кого доставшихся в наследство вагонов.

Вечером за легким ужином с шампанским Чапаев познакомил Петра с Анной — красивой, коротко стриженной пулеметчицей. «Кстати, — сказала она, — мы совсем забыли про ткачей». Вместе они прошли к концу движущегося состава, и по указанию Чапаева его помощник отцепил вагоны с ткачами. Словно ничего не произошло, Чапаев с Анной вернулись к столу.

Петр вошел в свое купе и повалился на кровать.

Четвертая часть

Проснулся он в больничной кафельной комнате, в чугунной ванне с прохладной водой. В соседних ваннах лежали другие пациенты из его палаты — Володин, Сердюк и мускулистый молодой человек Мария.

Во время тихого часа Петр тайно проник в кабинет главврача и нашел толстую папку с историей своей болезни. Патологические отклонения у него начались в четырнадцать лет: отошел от семьи и друзей, снизилась успеваемость в школе, начал усиленно читать философскую литературу о пустоте и небытии.

Считает себя единственным наследником великих философов прошлого. Помещением в психиатрическую больницу не тяготится, так как уверен, что его «саморазвитие» будет идти «правильным путем» независимо от места обитания.

После тихого часа между Сердюком и Марией произошла ссора. Петр пытался их разнять и получил по голове гипсовым бюстом Аристотеля.

Пятая часть

Петр очнулся летом в незнакомой комнате. У его кровати сидела Анна. Она рассказала о сражении, во время которого Петр командовал эскадроном, был контужен и несколько месяцев пробыл в коме.

Не слушая возражений, Петр встал и решил прогуляться по городу. Анна привела его в ресторан, где рассказала, что Петр очень сблизился с Чапаевым.

Чапаев — один из самых глубоких мистиков, которых я когда-либо знала. Я полагаю, что в вашем лице он нашел благодарного слушателя и, возможно, ученика.

Узнав, что Чапаев — дядя Анны, Петр попытался флиртовать с ней. Он решил, что девушка неравнодушна к нему, раз дежурила у его кровати. На это Анна возразила, что приходила в комнату Петра послушать его живописный бред. Петр обиделся и поссорился с ней.

В ссору вмешались белые офицеры, сидящие за соседним столиком. Конфликт нарастал, но тут в ресторане внезапно появился бритый наголо человек с двумя револьверами и прогнал их. Он представился Котовским и увез Анну, с которой был давно знаком, на своей коляске.

Петр подумал, что не имеет ничего, способного привлечь такую женщину, как Анна, и почувствовал отвращение к себе.

Чапаева Петр нашел в старой бане на задворках усадьбы. Тот огорчился, узнав, что Петр действительно забыл все, что успел понять, и попытался объяснить ему, что вся окружающая реальность находится в его сознании, а сам он пребывает в пустоте. Свои объяснения Чапаев сдабривал щедрыми порциями самогона, и вскоре Петр слишком опьянел, чтобы хоть что-то понять.

Добравшись до своей комнаты, Петр уснул. Разбудил его Котовский, пришедший поговорить о России и раздобыть немного кокаина. Половину банки, доставшейся еще от убитого фон Эрнена, Петр выменял у Котовского на лошадей и коляску, на которой тот катался с Анной.

Шестая часть

Петр очутился в реальности Сердюка, в Москве 1990-х. Тот ехал в метро. У соседа по лавке Сердюк заметил брошюру «Японский милитаризм» и подумал, что японцы помнят про долг, поэтому и живут нормально.

Выйдя из метро, Сердюк от тоски сильно напился. На газете, в которую была завернута закуска, он увидел объявление — московское отделение японской фирмы набирает сотрудников. Он позвонил.

На следующий день вместе с главой филиала Кавабатой, следуя вековым японским традициям, Сердюк пил саке, поэтически разговаривал о жизни и развлекался с русскими девушками, переодетыми гейшами.

Так состоялся «алхимический брак России с Востоком», где Кавабата олицетворял Восток. Кавабата заявил, что их фирма больше похожа на клан, и посвятил Сердюка в самураи этого клана.

… и он с грустью подумал, что Россия, в сущности, тоже страна восходящего солнца — хотя бы потому, что оно над ней так ни разу по-настоящему и не взошло до конца.

Вскоре Сердюк узнал, что вражеский клан скупил контрольный пакет акций их фирмы, и теперь все самураи клана должны сделать себе сэппуку. Сбежать Сердюку не удалось. Он вспомнил прошедшую ночь и понял, что она, в отличие от мира за дверью офиса, была настоящей. Он не захотел все это предавать, взял меч и вспорол себе живот. Союз России и Востока продлился недолго.

Сердюк очнулся в психлечебнице. «Вот так тебя и нашли у калорифера, с розочкой в руке. С кем пил-то на самом деле, помнишь?» — спрашивал главврач.

Седьмая часть

Петр проснулся в штабной комнате, где накануне выменял у Котовского кокаин на лошадей.

Чапаев, желая продемонстировать Петру, что же такое ум, смерть и бессмертие, повез его на встречу с Черным Бароном, которого многие считали инкарнацией бога войны. Тот перенес Петра в свой мистический «лагерь» — место, куда попадают все воины после смерти. В густой тьме горело бесчисленное количество костров, у каждого из которых виднелись смутные силуэты людей.

Тут они услышали крик и подошли к костру, у которого сидело четверо. Сняв кольцо с лимонки, Барон бросил ее в костер, и все исчезло — и огонь и четверо людей. Это было «хулиганье, наевшееся шаманских грибов» и попавшее сюда по ошибке, их нужно было просто «привести в чувство».

Барон объяснил Петру, что и сон о психбольнице, и реальность с Чапаевым равнозначны. Он сравнил мир с битком набитой комнатой, в которой каждый пытается отвоевать себе стул. За пределами мира каждого человека ожидает трон «бесконечной свободы и счастья», принадлежащий ему по праву, но взойти на него невозможно, поскольку трон стоит в месте, которого нет. Чтобы оказаться в этой пустоте, надо осознать, что все миры одинаково иллюзорны.

Барон вернул Петра в степь, где вокруг обычного костра сидели погибшие однополчане. Барон учил их видеть пустоту. Достигший цели немедленно получал личного слона и отбывал во Внутреннюю Монголию — место, куда попадает человек, взошедший на трон.

Внутренняя Монголия называется так не потому, что она внутри Монголии. Она внутри того, кто видит пустоту.

Петр внезапно снова очутился в штабе, словно они никуда не ездили с Чапаевым и тот не знакомил его с Черным Бароном. Придя в свою комнату, ошеломленный Петр лег на кровать и уснул.

Восьмая часть

На этот раз Петр попал в реальность Володина, «нового русского». Тот вместе с двумя бандитами — своей «крышей» — приехал на джипе в лес. Компаньоны развели на поляне костер, съели психогенных грибов и ждали прихода.

Володин объяснил недалеким спутникам, что «весь кайф в мире» — внутри человека. Он заперт, как в сейфе, и чтобы добыть ключик от этого сейфа, надо отказаться от всего. Этим и занимаются в монастырях, где монахи «прутся» круглые сутки от ощущения мировой любви.

Тут — как вставит, так уже не отпустит никогда. И никакой бабы не надо будет, ни на какую хавку не пробьет. Ни отходняка не будет, ни ломки. Только будешь молиться, чтоб перло и перло.

Один из приятелей проникся идеей вечного кайфа, но Володин его разочаровал: «если б так просто врубиться можно было, сейчас бы пол-Москвы бесплатно перлось». Внутри человека полно всяких ипостасей: и подсудимый, и прокурор, и адвокат. Но чтобы словить «всемирный кайф», надо «всю эту очередь оттереть» и стать никем.

Разговоры прервал столб света, который спустился на костер и охватил собой сидящих вокруг. Те увидели пустоту и отведали вечного кайфа. Двое «нищих духом» стали вопить и кричать. «Так, ноги делаем. Быстро!» — сказал Володин, увидев в пустоте Черного Барона, и приятели разбежались кто куда.

Придя в себя, все собрались у джипа Володина. По дороге тот объяснил, что они залезли в вечный кайф незаконно, а за это там и повязать могут. На физическом уровне забирают в дурдом, а куда «на тонком» — загадка. Если бы его спутники не устроили шухер, все бы обошлось.

Девятая часть

Этот странный сон Петр записал и показал рукопись Чапаеву. Тот, как и Черный Барон, метафорично посоветовал ему «выписаться из больницы», подразумевая под этим заведением наш бренный мир.

Спускаясь на улицу, Петр наткнулся на Анну в черном бархатном платье, нелепо попытался признаться ей в чувствах и пригласил вечером выехать за город на рысаках. «Какая пошлость!» — сказала она и прошла мимо.

Вечером ткачи давали концерт с невероятно похабными номерами. Петр вышел на сцену и прочел свой новый пролетарский стих, в который он вплел княгиню в черном платье и ее голого друга. Зал взорвался аплодисментами, а Анна, сидевшая в дальнем ряду, вышла прочь.

Петр вернулся в свою комнату и прилег. Концерт ткачей тем временем «перерос в полное безобразие» — со двора слышались выстрелы, пьяный гогот и звуки «вялой драки».

К Петру зашел Котовский попрощаться. Он собирался исчезнуть до того, как перепившие ткачи все здесь спалят, и советовал Петру сделать то же. На то, что Чапаев наведет порядок, он не надеялся.

Проводив Котовского, Петр отправился в баню к Чапаеву, где тот, привычно распивая самогон, попытался заставить его понять, что человек — не форма, а дух.

Про душу нельзя сказать, что она у всех разная, нельзя сказать, что у всех одна. Если и можно что-то про нее сказать, так это то, что ее тоже нет.

Взбунтовавшиеся ткачи уже подожгли усадьбу и с выстрелами шли к баньке. Чапаев открыл люк в полу и вместе с Петром пробрался через подземный ход к спрятанному в стоге сена броневику.

Чапаев завел мотор, а Анна заняла свое место в пулеметной башне. Ткачи окружили броневик. Чапаев велел расчехлить глиняный пулемет. Анна бесшумно обвела орудием круг, и все звуки исчезли.

Чапаев рассказал, что некогда жил будда, настолько мудрый, что вещи исчезали, когда он указывал на них мизинцем. Будда указал мизинцем на себя и исчез, а палец остался. Завернутый в глину, он стал страшным оружием. Чапаев нашел его в монгольском монастыре, приделал приклад и превратил в пулемет.

Выйдя из броневика, Петр оказался на круглом пятачке земли, окруженном бескрайним сверкающим потоком.

Этот радужный поток и был всем тем, что я только мог подумать или испытать, всем тем, что только могло быть или не быть.

Чапаев назвал поток Условной Рекой Абсолютной Любви, сокращенно — Урал. Люди сливаются с ним перед тем, как принять какую-нибудь форму. Анна с Чапаевым бросились в Урал и исчезли. Петр последовал их примеру, увидел начало потока и поплыл к нему. Движение Петра замедлилось, сияние Урала померкло, и он очнулся в больнице. «Полный катарсис, — сказал главврач. — Поздравляю».

Десятая часть

Петра выписали, и он вернулся в город. Сидя на лавке, Петр размышлял, как ему быть дальше. Тут он вспомнил о литературном кабаре и сразу понял, что делать.

В новой реальности кабаре стало пабом, но внутри мало что изменилось. Петр решил повторить действия, с которых все началось: сел за столик, заказал коктейль из водки и экстези и достал украденную у санитара перед выпиской ручку, чтобы написать стихотворение. Ручка оказалась миниатюрным оружием с одной пулей. Петр сочинил стих, прочел его и выстрелил в люстру. В зале погас свет, началась перестрелка, и Петр на ощупь покинул паб через черный ход.

Чапаев в своем броневике ждал Петра на улице.

Чапаев совершенно не изменился, только его левая рука висела на черной полотняной ленте. Кисть руки была перебинтована, и на месте мизинца под слоями марли угадывалась пустота.

Броневик тронулся, и «скоро вокруг уже шуршали пески и шумели водопады» Внутренней Монголии.