Краткое содержание журнала Новикова «Живописец»

Издатель посвящает свой журнал «неизвестному г. сочинителю комедии «О время» (анонимный автор комедии — Екатерина II), творящему в эпоху, «когда, ко счастию России и ко благоденствию рода человеческого, владычествует нами премудрая Екатерина».

Автор рассуждает сам с собой о том, что, назвавшись Живописцем, берется писать не кистью, но пером, и намерен изобразить самые сокровенные пороки человеческого сердца. Он постарается избежать частой ошибки сочинителей, которые, обличая чужие пороки, не видят своих собственных: таковы Невпопад (В. П. Петров), Кривотолк (В. И. Лукин), Нравоучитель («Всякая всячина», Екатерина II). Автор хотел бы отказаться от рискованной затеи, но не может удержаться от сочинительства. Тогда он решает избрать друга и слушаться его советов, а также никогда не разлучаться с прекрасной женщиной по имени Осторожность. Автор еженедельных листов становится должником всех своих читателей, которые каждую неделю будут требовать полулиста его сочинения, впрочем, он сдержит обещание: по нынешней моде писать не трудно. Разум, учение, критика, рассуждение, знание российского языка и правил грамматических нынче не в чести. Науки бесполезны: «Что в науках, говорит Наркис: астрономия умножит ли красоту мою паче звезд небесных?». Худовоспитанник — военный, вся его наука состоит в том, чтобы уметь кричать: пали! коли! руби! Кривосуд, получив судейский чин, говорит: «по наукам ли чины раздаются? Я ничему не учился и не хочу учиться, однако ж я судья Будь ученой человек хоть семи пядей во лбу, да попадись к нам в приказ, то переучим мы его на свой салтык, буде не захочет ходить по миру. О науки! науки! бесполезная тяжесть. О ученые! ученые! вы-то прямые дураки». Ни Щеголихе, ни Молокососу, ни Волоките науки также не нужны.

В «Отрывке из путешествия в *** И *** Т ***», который одни исследователи приписывают А. Н. Радищеву, а другие — Н. И. Новикову, описаны впечатления путешественника, проезжающего через села и деревни. «…В три дни сего путешествия ничего не нашел я, похвалы достойного. Бедность и рабство повсюду встречалися со мною во образе крестьян». Он приехал, в деревню Разоренную. Войдя в крестьянскую избу, он нашел в ней трех плачущих младенцев, один из которых выронил соску с молоком, другой уткнулся лицом в подушку и едва не задохнулся, а третий сбросил пеленки и страдал от укусов мух и жесткой соломы, на которой лежал.

Успокоив младенцев, путешественник задумался о том, сколь немного требовали эти младенцы: один требовал пропитания, другой «произносил вопль о том, чтобы только не отнимали у него жизнь. Третий вопиял к человечеству, чтобы его не мучили. Кричите, бедные твари, сказал я, проливая слезы, произносите жалобы свои, наслаждайтесь последним сим удовольствием во младенчестве: когда возмужаете, тогда и сего утешения лишитесь». От тяжелого запаха, стоявшего в избе, путешественник упал в обморок.

Придя в себя, он попросил пить, но во всей деревне не нашлось чистой воды. Путешественник сетует, что помещики не пекутся о здоровье своих кормильцев. Крестьянские дети, завидев коляску, разбежались от страха, думая, что приехал их барин. Они никак не верили, что заезжий барин добрый и не будет их бить. Путешественник дал им денег и по пирожку.

Ответом на публикацию этого «отрывка» явилась «Английская прогулка», написанная Н. И. Новиковым. Автор рассказывает о встреченном на прогулке господине, который хвалил «отрывок» и с нетерпением ждал его продолжения. По поводу вызванного публикацией шума он сказал: «Пусть скажут господа критики, кто больше оскорбляет почтенный дворянский корпус, я еще важнее скажу, кто делает стыд человечеству: дворяне ли, преимущество свое во зло употребляющие, или ваша на них сатира?». Незнакомец сетует, что преклонение перед всем иностранным заставляет перенимать прежде всего чужие пороки, да еще и почитать их а не добродетели. Он сожалеет, что «отрывок» не был озаглавлен «Путешествие, в английском вкусе написанное», — быть может, это название, «вместо порицания, привело бы его в моду». Он просил напечатать продолжение путешествия и его рассуждения под названием «Английская прогулка».

В последовавшем затем продолжении «Отрывка» путешественник описывает наступление вечера и радость богатых и праздных господ, которые провели день с выгодой и удовольствием. «А крестьяне, мои хозяева, возвращались с поля в пыли, в поте, измучены и радовались, что для прихотей одного человека, все они в прошедший день много сработали».

В разделе «Ведомости» помещена жалоба купцов на прогулки знатных господ по гостиному двору, мешающие торговле. Тому из господ, кто искоренит эту моду, обещано награждение. Через некоторое время в журнале появляется письмо купцов. Они вовсе не считают прогулки знатных господ вредными для торговли. Напротив того, это позволяет им то сбыть залежалый товар, то продать какую-нибудь безделушку втридорога.

Еще одна новость: на Миллионной улице произошла великая перемена в продаже книг. Прежде на российском языке печатались одни только романы и сказки, зато их покупали очень много. Теперь перевели много хороших книг с разных языков, но их плохо покупают. «Прежнему великому на романы и сказки расходу причиною было, как некоторые сказывают, невежество, а нынешнему малому наилучшим книгам расходу полагают причиною великое наше просвещение. Кто бы во Франции поверил, ежели бы сказали, что Волшебных сказок разошлося больше сочинений Расиновых? А у нас это сбывается. Тысячи одной ночи продано гораздо больше сочинений г. Сумарокова. И какой бы лондонский книгопродавец не ужаснулся, услышав, что у нас двести экземпляров напечатанной книги иногда в десять лет насилу раскупятся? О времена! о нравы! Ободряйтесь, российские писатели! сочинения ваши скоро и совсем покупать перестанут».

В «Письме к господину Живописцу» автор комедии «О Время» (Екатерина II) благодарит его за посвящение журнала и, не раскрывая своего подлинного имени, обещает присылать ему впредь свои сочинения и жалеет, что «на сей случай никаких у меня готовых не случилось, ибо я целые пять месяцев занят был сочинением комедий, коих пять готовых имею…».

Некая дама просит автора «Живописца» собрать все модные слова и напечатать их отдельной книжкой под именем Модного женского словаря. Вскоре появляется «Опыт модного словаря щегольского наречия» с примерами старого и нового употребления «Ах», слов «бесподобно», «беспримерно» и «болванчик».

Некто прислал максимы, взятые из записок его деда: «Скажи мне, с кем обходишься, я скажу тогда, каков ты», «Не становись задом, молодый человек, пред теми, кои выше тебя чином и старее тебя летами», «Не толкуй сыну о роде его, говори ему о добродетелях, без которых унизит он свое рождение», «Самая лучшая участь для женщины есть честь» и т. п.

Итальянский археолог Диодати, прочитав Наказ Комиссии о сочинении проекта нового уложения, написанный Екатериной II, восхищается просвещенной российской государыней, которая «новое законоположение во всем совершенное в свет издала, в котором, аки в зерцале, увидев разум ее, с кем сравнить и кого предпочесть ей, не нахожу».

В Письме уездного дворянина к своему сыну Фалалею помещик жалуется на жизнь: хотя по указу Петра I дворянам и дали вольность, «а ничего не можно своею волею сделать, нельзя у соседа и земли отнять», «Нынче и денег отдавать в проценты нельзя, больше шести рублей брать не велят, а бывало, так бирали на сто и по двадцати по пяти рублей». Он возмущается «Живописцем», называющим помещиков тиранами и жалеющим мужиков, «кому-нибудь одному богатому быть надобно, либо помещику, либо крестьянину: ведь не всем старцам в игумнах быть». Он считает, что крестьяне на то и крестьяне, чтобы работать без отдыха: «они на нас работают, а мы их сечем, ежели станут лениться».

Позже Фалалей прислал другие письма, полученные им от родственников. Отец зовет его вернуться в деревню, где он ему уже приискал невесту — племянницу воеводы, так что все спорные дела будут решены в их пользу и они смогут обрезать у соседей землю «по самые гумна». Мать Фалалея, чувствуя близость смерти, пишет сыну, что хочет отдать ему деньги, которые скопила украдкой от мужа. Дядя Фалалея также призывает племянника в деревню: мать его умерла, и отец, который прежде бил ее, плачет о ней, «как о любимой лошади».

Несчастный муж, страдающий от беспричинной ревности своей жены, просит у Живописца совета, как ему избавиться от этой напасти. Живописец отвечает, что ревнивость — болезнь опасная и чаще всего происходит не от страстной любви, а бывает «завесою притворства, из-под которой удобнее производят любовные хитрости».

Сын жестокого помещика, проведший юность свою в праздности, стал игроком и пьяницей, за что отец лишил его наследства. Вынужденный сам зарабатывать себе на пропитание, юноша сначала занялся неприличными его роду делами, но затем остаток стыда и совести начал исправлять его поступки, он вступил в военную службу и окончательно исправился. Теперь он живет спокойно и жалеет тех, кого родители и наставники плохо воспитали. Им в назидание и написал он письмо. Живописец осуждает и родителей, и неблагодарного сына и призывает отцов и матерей воспитывать детей своих «со тщанием», если они не хотят заслужить впоследствии их презрение.

Постоянный читатель «Живописца» пишет письмо, осуждающее «кофегадательниц», из-за которых часто страдают невинные люди. У Скупягиной пропала серебряная ложка Она обращается к гадательнице. Объявив, что вор имеет черные волосы, гадательница получает полтину или рубль, а Скупягина призывает к себе черноволосого Ваньку и побоями вынуждает признаться в краже, которой он не совершал. В наказание она отнимает у него жалованье и кормовые деньги. Ванька ожесточается и из доброго человека становится вором. Он обкрадывает свою госпожу и убегает, но попадается, и его отправляют на каторгу — таким образом, Скупягина, лишась ложки, лишается и Ваньки.

В своем Письме к Екатерине II прусский король Фридрих II ставит Екатерину как законодательницу в один ряд с Ликургом и Солоном. Он пишет, что ей остается только создать «Академию Прав, для научения во оной людей, определенных к должности судейской и стряпческой».

Корякин с одною душою, под чьим именем скрывается сам Новиков, жалуется, что из-за «Живописца» мать невесты чуть было не отказала ему от дома, заподозрив его в дружбе с мастеровым. Когда же дворянин объяснил ей, что Живописец вовсе не маляр, а ученый человек, то помещица пришла в еще больший ужас и поставила его перед выбором: либо забыть о книгах и «Живописце», либо искать себе другую невесту. Ученость помещица считает пороком, а книги — злом.

Переводчик, называющий себя Я, присылает отрывок из книги прусского короля Фридриха II «Утренние размышления». Фридрих привечает литераторов и философов, ибо «они раздают чести, и без них не можно приобресть никакого твердого прославления. Итак, надлежит их ласкать по необходимости, а награждать по политике». Кроме того, он исправно платит ежегодные награждения ученым людям: «Сии философы тотчас преобратят войну в наиужаснейшее безумство, коль скоро коснется она до их кошелька».

Любопытный зритель (Д. И. Фонвизин) прислал сказку о музах, которых Аполлон послал к людям. Первая несла разум, вторая добродетель, третья здравие, четвертая долгоденствие, пятая чувственное увеселение, шестая честь, а седьмая золото. Музы пришли в город, где была ярмарка.

Первую из них прогнали, сочтя разум запрещенным товаром, вторая, сколько ни старалась, не смогла найти покупателей на свой товар, у третьей всех покупателей отбил знахарь, четвертая требовала за долгоденствие восемьдесят тысяч рублей, но богачу, скопившему шестьсот тысяч, показалось, что это слишком дорого, на пятую музу налетело столько народу, что ящик с увеселениями разбился и все они попортились, вокруг шестой музы образовалась давка и завязалась драка, поэтому она незаметно вынула из своего ящика истинную честь и наполнила его «пустыми титлами», за которые люди продолжали биться. Седьмая же муза чудом уцелела; люди растащили все богатства и передрались между собой, так что те, кто захватил больше всего денег, ушли самыми израненными и изувеченными.

Когда музы вернулись и рассказали богам, как люди жаждут увеселений, чести и богатства, боги решили жаловать этими тремя вещами только тех, кто имеет разум и добродетель.

Позже в журнале появляется продолжение сказки. Автору во сне являются музы, которые благодарят его и Живописца за описание их земного странствования и расспрашивают о том, кто такие метрессы (в XVIII в. — куртизанки).

Дядюшка Фалалея Ермолай, прочитав свое письмо в журнале, рассердился на «Живописца», представившего его вором. Ермолай — не вор: «Вор тот, который грабит на проезжей дороге, а я бирал взятки у себя в доме, а дела вершил в судебном месте». Ермолай предлагает уладить дело миром: пусть Живописец заплатит ему и его родным «бесчестье» — и дело с концом, иначе он подаст в суд, и тут уж Живописцу не поздоровится: «К эдаким тяжбам мне уже не привыкать, я многих молодчиков отделал так, что одним моим, жены моей и дочерей бесчестьем накопил трем дочерям довольное приданое».

«Живописец» печатает переводы сатир Буало: восьмой, где речь идет о глупости людей, превосходящей даже ослиную глупость, и десятой, высмеивающей женщин.

Автор, сообщающий о себе, что служил в чине простого ипохондрика (так Екатерина II и сотрудники «Всякой всячины» называли издателя «Трутня», что говорит о принадлежности статьи Новикову), называет себя ныне «неудобо-разумо-и-духодеятельным» и в аллегорической форме говорит о притеснениях, чинившихся ему цензурой по указанию Екатерины.

Богодар Вражкани (псевдоним В. Ф. Каржавина) рассказывает историю о богатом купце Живодралове, который, собравшись к зятю на именины, не хотел тратиться на извозчика и послал письма к своим должникам, которые незамедлительно прислали к нему кучера, пару лошадей и запятников. Вычистив карету, взятую когда-то вместо процентов у Малоденьгина, Живодралов съездил к имениннику, «наелся, напился, напировался, а дома-то кусок хлеба на завтрее остался, а гривна-та в кармане пролежала, а про домашних сказывают, что они в тот день без него забавлялись хлебцом да кваском». Имея кучу денег, Живодралов своему сыну, просвещенному и достойному юноше, посылает столько, что тому едва хватает на пропитание.

Молодой человек спрашивает у Живописца совета, не стыдно ли ему выйти в отставку: он мечтает жениться, уехать в деревню и жить в тишине и покое до конца жизни. Живописец отвечает, что «в отставке молодому человеку быть не стыдно, лишь бы только был таковый человек и себе и обществу чем-нибудь полезен».

В последнем листе напечатана «Ода ея величеству Екатерине Великой императрице и самодержице всероссийской».