Лирика Марины Цветаевой

Гений Марины Цветаевой — в ее силе и самобытности. В ее творчестве многое выходило за рамки привычных устоев, широко признаваемых литературных вкусов. То же можно сказать и о личности поэтессы, еще в ранней юности поклявшейся себе сохранить верность своим чувствам, своему делу вне зависимости от времени и обстоятельств. Уже в первых цветаевских стихах была неизвестная ранее в русской женской поэзии жесткость, резкость поэтов-мужчин.

Таков был характер не только лирической героини ее стихов, но и самой Цветаевой. Традиционной женской слабости, изящности и легкости стиха она противопоставила твердость духа и силу мастера. Я знаю, что Венера — дело рук, Ремесленник — и знаю ремесло. Стихи были для Цветаевой почти единственным средством самовыражения. Поэтому в ее лирике такая особенная доверительность, открытость.

Валерий Брюсов писал, что от ее стихов бывает иногда неловко, будто подсмотрел в замочную скважину. И действительно, в стихах — вся ее жизнь. По тебе тоскует наша зала, — Ты в тени ее видал едва — По тебе тоскуют те слова, Что в тени тебе я не сказала.

Независимостью своего творчества и всего своего жизненного поведения Марина Цветаева отстаивала право женщины иметь сильный характер, отвергая устоявшийся образ женственности. Счастью быть любимой и любить она предпочитала счастье свободы: Как правая и левая рука — Твоя душа моей душе близка. Мы смежены блаженно и тепло, Как правое и левое крыло. Но вихрь встает — и бездна пролегла От правого — до левого крыла! При всей своей гордыне, «вероломности» Цветаева может отдаваться короткому мгновению любви: Мой! — и о каких наградах.

Рай — когда в руках, у рта — Жизнь: распахнутая радость Поздороваться с утра! Но у Марины Цветаевой была своя святая заповедь: «Я и в предсмертной икоте останусь поэтом!», которой поэтесса была верна всю жизнь. Может быть, поэтому разлука стала одним из основных мотивов лирики Цветаевой. «Я не знаю ни одного поэта в мире, который бы столько писал о разлуке, как Цветаева. Она требовала достоинства в любви и требовала достоинства при расставании, гордо забивая свой женский вопль внутрь и лишь иногда его не удерживая», — пишет о ней Евгений Евтушенко.

Вот строки из «Поэмы Конца»: Не довспомнивши, не допонявши, Точно с праздника уведены… — Наша улица! — Уже не наша… — — Сколько раз по ней… — Уже не мы… — — Завтра с западу встанет солнце! — С Иеговой порвет Давид! Что мы делаем? — Расстаемся. И хотя она расценивала порой расставание как «сверхъестественнейшую дичь», как «звук, от коего уши рвутся», она всегда оставалась верна себе: Никто, в наших письмах роясь, Не понял до глубины, Как мы вероломны, то есть — Как сами себе верны.

Марина Цветаева говорила, что «глубина страдания не может сравниться с пустотой счастья». Этой глубины в ее жизни хватило сполна. Ее жизненный путь был очень непрост.

Живя в сложное время, Марина Цветаева оставалась поэтом, невзирая на часто нищее существование, бытовые неурядицы и трагические события, преследовавшие ее. Цветаева хорошо ощущала время, эпоху, в которую ей довелось жить. Поэтому в ее стихах такое внутреннее напряжение, надлом. Будто предчувствуя свою трагическую судьбу, Марина Цветаева пишет такие строки: Христос и Бог! Я жажду чуда Теперь, сейчас, в начале дня!

О, дай мне умереть, покуда Вся жизнь как книга для меня. Смерть «в семнадцать лет», о которой просит лирическая героиня Цветаевой, — это возможность избежать многих будущих страданий. Что впереди! Какая неудача? Во всем обман и, ах, на всем запрет! — Так с милым детством я прощалась, плача, В пятнадцать лет.

Пророчество своей собственной судьбы было не единственным в творчестве Марины Цветаевой. Главным пророчеством поэтессы стало ее очень часто цитируемое стихотворение: Моим стихам, написанным так рано, Что и не знала я, что я — поэт, Сорвавшимся, как брызги из фонтана, Как искры из ракет. Ворвавшимся, кате маленькие черти, В святилище, где сон и фимиам, Моим стихам о юности и смерти — Нечитанным стихам! — Разбросанным в пыли по магазинам , Моим стихам, как драгоценным винам, Настанет свой черед.