Литература романтизма, от романтизма до реализма

Романтизм как литературное направление и как универсальное мировоззрение. Внешним толчком, который привел к возникновению сначала теории романтизма, считается Великая Французская революция, которая вызвала разочарование в деятельности философов-рационалистов XVIII ст. Декарт, Локк, Дидро, Руссо, Даламбер утверждали: человек является феноменом умным, его интеллект способен подчинить природу, построить справедливое общество. Попытка построить такое общество состоялась во Франции 1879-1894 годов. Началась Великая революция красиво: тысячи людей в едином стихийном порыве разрушили самую страшную тюрьму Франции — Бастилию, символ средневековья и жестокого насилия со стороны государства и церкви. На улицах Парижа зазвучал красивый лозунг: «Свобода! Равенство! Братство!».

А потом к власти пришли якобинцы во главе с Робеспьером и начали массовые расправы над аристократами. Аристократов и несогласных было много, и врач Ж. Гильотен изобрел машину для отсечения головы, которая по имени своего изобретателя получила название «гильотина» и приобрела значение символа Великой Французской революции в ее извращенном смысле. «И это есть справедливое, умное общество, которое обещали просветители?» — спрашивали мыслящие люди во всем мире. Но первые романтики, а к ним относят Ф. Гельдерлина и деятелей Йенской университетской школы (Германия), У. Блейка, У. Вордсворта, С Кольриджа (Англия), Р. Шатобриана, Э. Сенанкура (Франция), не только отрицали наследие просветителей, а и использовали его. Руссоистский культ чувства и природы, фатализм позднего Дидро, культурологические идеи Гердера легли в основу романтической теории.

Поэтому сентиментализм Руля и Руссо, стихийность «Бури и нажима», загадочность позднего Гете и культ красоты Шиллера называют «пред романтизмом». Философская основа романтизма была создана в Германии. И здесь неопровержимой является заслуга Фридриха Шеллинга. «Искусство предоставляет возможность целостному человеку достичь высот познания», — утверждал он в «Философии искусства». Согласно Шеллинга, познать Вселенную можно только соединив ум и интуицию. Художник как носитель гениального духа, в момент напряжения всех духовных сил объединяется со Вселенной (тождественность субъекта и объекта). Высказать то, что он ощутил, можно только силами искусства, да и то частично, так как человеческий язык является еще довольно примитивным инструментом. Бальзак назвал искусство романтизма «искусством образов», и это является правомерным.

Романтики создавали образы огромного, мифологического масштаба, образы-мифы. Итак, Старый Мореплаватель Кольриджа, Манфред Байрона, Квазимодо Гюго являются не просто литературными персонажами. Они воплощают глобальную философскую мысль — о неприкосновенности Природы (Старый Мореплаватель), о революционных изменениях в обществе (Квазимодо). Сказанное не означает, что художники-романтики абсолютно не интересовались общественной жизнью. А. А. Елистратова назвала поэзию Байрона «поэзией политики», в недрах романтизма возник социальный роман (Виктор Гюго, Жорж Санд, Ежен Сю), но большая часть художников-романтиков уже противопоставила собственное творчество злободневности, стараясь проникнуть в вечные, вне временные сферы силой искусства.

Свобода была неопровержимой ценностью для всех поколений романтиков. Великая Французская революция показала величие человеческого духа, вдохновенного чувством собственной независимости от тысячелетних авторитетов. Но она показала невостребованность самостоятельности для широких масс, для которых свобода обернулась разрухой, голодом, потерей обычных условий жизни. В философии немецкого романтизма зарождается мысль о существовании двух миров — материального и духовного, которая позднее выльется в идею двух миров.

Так на страницах романтических произведений появились два мира: мир филистеров, самодовольных обывателей, который характеризуется лицемерным, ханжеским поведением, и мир романтиков, которые существуют по законам другого, духовного мира. Впрочем, достичь истинной свободы творчества только через отрицание потребителей невозможно. Так как тогда человек остаются рабом самого себя. Собственный эгоизм принуждает его создавать не по законам Великой Вселенной, а по законам безобразной корысти. Таким образом, несмотря на огромное значение творческого «я», романтическая ирония принуждает творца иронически относиться и к себе самому, и к собственному писанию, и даже к романтизму.

Только путем уничтожения малого «я» и открытие «Я» большого можно прийти к истине. Поздний этап развития романтизма приобретает качества демонизма. Ироническое отношение к реальности сменяется на ненависть к ней. В произведениях Гофмана, Байрона, Мюссе появляются мотивы эстетизации зла, преступления. Отказ романтического героя от общепринятых норм жизни начинает трактоваться как единственный возможный для художника выбор. «Демонические» романтики никогда не были рабами зла, они разделяли его на бытовое, и на зло, которое относится к «царству духовного». На последнее они смотрели с уважением.

Романтизм как направление прекратил свое существование в конце XIX ст. с исчезновением имеющихся литературных кругов, но романтизм как универсальное мировоззрение осталось и заняло важное место в контексте развития дальнейших направлений конца XIX — начала XX ст. (символизм, импрессионизм, неоромантизм), занял он почетное место также и в широком течении модернизма XX ст.

Итак, выделим общие черты романтического типа творчества: стремление к субъективизму процесса творчества, осознание собственной чуждости «толпы», что живет примитивными интересами и считает себя хозяином мира; увлечение фольклором, тяготение к экзотическому, чрезвычайному фону изображения, к невероятным ситуациям и неординарным героям, которые нередко отображают авторское лицо; мифологизация действительности через обращение к формам символов, гротеска, фантастики; осознание катастрофической раздробленности нового времени и бегство от него в мир иллюзии, мечты, сказки; интерес к фольклору, национальной истории и национальному колориту как к средствам, которые помогают вернуть залог детской целостности и живописной непосредственности.