Литературное изложение баллады: Сабля Степана Кручины

Был когда-то казак Степан Кручина. Еще до сих пор, с обеих сторон Днепра, старики повествуют о нем, что он был храбрый воин во время войны, и умная голова во время мира. Придется биться или с турком, или с татарином, как только увидев врага, не спрашивал никогда о том, сколько ыбыло за ним, а всегда стоял во главе ватаги молодцов, которые острой саблей врубались в самую середину врагов. Все знали, что казак этот был Степан Кручина; сам полковник не раз хотел дать ему какую-либо степень: то хотел сделать его есаулом, то старшиной, а раз как-то хотел возвысить его до самого сотника, но что скажете? Не хотел, такой был молодец из него.

— А зачем мне ваши степени? Как я буду сотником, то надо будет мне раз в раз держаться корзины и думать только о том, куда пошлют меня. А теперь я свободный, как ветер в поле: набрал себе расположенных и айда, куда глаза глядят! В случае неудачи я не отвечаю: свободно было им идти, свободно не идти, их никто не заставляет. Относительно выгоды, подобным, несомненно, ни один сотник не похвалится.

И говорил правду. Свидетели повествовали, что Кручина, хоть как бы враг окружил его, хоть как бы рубили его, хоть как бы стреляли в него, а он всегда, наконец, выскочит из боя; хотя весь раненный, но не с пустыми руками: всегда выносил с собой или оружие, все в золоте и серебре, или полные сумки такого тряпья, что и цены ему не назначить. Видели, как Степана Кручину ничто не могло сдержать в бою, как сам его конь рвется и скачет на пушки. А он был христианин, как и каждый человек; только имел такую саблю, что с ней мог не пугаться смерти. Эта сабля досталась ему странным случаем. Однажды он ехал полем, карауля врага. Переезжая мимо глубокого оврага, вдруг услышал, словно кто-то стонет в этом буераке. Смотрит — лежит казак, седой, седой, как голубь, весь простреляный, весь порубленный, а около него убит конь. Увидев Степана Кручину, раненный казак поднял голову и говорит:

— Слушай, добрый человек, если ты имеешь христианскую душу, вынеси меня из этого оврага, похорони в чистом поле и поставь надо мною креста хотя бы из хвороста: пусть буду похоронен, как христианин! За это дам тебе немалый дар. Вот моя сабля; она дорогая не ради золотой оправы, не ради цветных каменьев, а дорога она по той причине, что кто с ней идет на бой, тот может не пугаться смерти, аж пока семь пуль не пробьют его одна за одной. Помни об этом; теперь перекрести меня и бывай здоров. Сказал это и сразу же умер. Кручина вынес его из буерака, выкопал саблей яму, похоронил в ней убитого казака, помолился, как умел, над могилой, из переломанного казацкого копья сделал крест и железным острием воткнул его в землю. На крест нацепил белый платок, чтобы христианский народ знал, что в этой могиле лежит казак; в конце концов взял дарованную ему саблю и поехал.

Но когда возвратился к обозу и начал показывать подарок товарищам, то все, кто лишь брал саблю к рукам, испытывали удивление и не могли додуматься, что это был за палаш: такой сабли еще никогда никому не случалось видеть! В давние времена бывали такие знатоки, которые только покажи им острие, а они сразу, не читая даже надписи, расскажут тебе подробно, что это за острие, из какой походит земли, как давно выковано и т. п. Весть об этой исключительной сабле разошлась далеко в Украине; кто интересовался старым оружием, каждый приезжал к Степану Кручине; были здесь сотники и полковые есаулы, но ни один из них не вычитал слов, которыми вся она была исписана, и никто не мог сказать, какой народ носит такие сабли. С этой саблей Степан Кручина воевал, может, каких двадцать лет, а в те времена бывало так, что с каждым новым годом наступает новая война.

Кручина вымахал свою саблю хорошо на все стороны, в конце концов, она, племянница,- так затупилась, что выезжая последний раз на войну, оставил ее дома. Жена почти со слезами просила, чтобы не бросал сабли, но старик Кручина не таким был казаком, чтобы послушал бабу.

— А зачем она мне? — говорил женщине, — или хочешь, чтобы я ею пилил турка? Сказал, вскочил на коня и поехал на войну с другой уже саблей.

Но, наверное, старая женщина и старая сабля — это наивернейшие приятели. Дошло до битвы. Старик Кручина, хотя и не имел уже чудодейственной сабли при себе, все-таки, как всегда, не мог сдержаться, чтобы прежде всего не узнать, какого цвета кровь бусурмана; ведь собрал расположенных, поставил их клином, крикнул, свистнул и пробился в самую середину турецкого войска. Долго, долго его ватага не возвращалась назад; только было слышно вопли и стрелы внутри вражеского обоза. В конце концов снова разомкнулись ряды врагов, раздвинулись, и старик Кручина вылетел на длинногрвом своем коне из окружения только с пятой частью своих товарищей. Радость наших была большая, но не время поздравлять ватагу смельчаков, так как вдруг ни с того, ни с сего выстрел из вражеского обоза — и прямо в голову Степана Кручины. Закачался, наклонился и обнял коня за шею; конь пустился скачем и вынес тело Степана Кручины к казацкому лагерю.

Когда это произошло, далеко, в доме убитого, его женщина с дочерями шили рубашки мужчине и отцу, так как, бывало, всякая белизна, которую возьмет с собой, так подерется и окровавится, что страшно и к рукам взять. Вот шьет так мать с дочерями белизну, и вдруг что-то упало в комнате на пол; подняла Журбиха голову от работы, смотрит, а лежит на земле старая сабля мужа. Все женщины в один голос начали плакаты и голосить, так как знали хорошо, что это был за признак.