Литературное наследие талантливого поэта М. Н. Муравьева

Литературное наследие талантливого поэта невелико и до сих пор полностью не собрано. Дневниковые записи и частные письма, в которых содержатся его идеи о новых путях развития литературы, опубликованы не были. Однако надо иметь в виду широкий круг литературных знакомств поэта. В числе его наставников и покровителей были В. И. Майков и М. М. Херасков. В начале 1770-х гг. в Измайловском полку он сближается с И. П. Тургеневым, В. В. Ханыковым, Н. А. Львовым, несколько позже с И. И. Хемшщером, В. В. Капнистом, Я. Б. Княжниным, Г. Р. Державиным и с другими. Разумеется, что свои литературные взгляды М. Н. Муравьев не скрывал от своих друзей, и его воздействие на них не ограничивалось только печатным текстом.

А если еще учесть, что в доме Муравьева воспитывался его двоюродный племянник — будущий поэт К. Н. Батюшков, то воздействие М. Н. Муравьева распространится и на поэтов последующего поколения. Муравьев оценивает человека не по его сословной принадлежности, а по его «личному достоинству». Так, создав в одном произведении отталкивающий образ бессердечного и надменного крепостника-помещика, доведшего своих крестьян до полного разорения («поля пренебреженные, хижины земледельческие развалившиеся, вросшие в землю, соломою крытые… улицы селения были столь худы, что при самом въезде в него ось кибитки моей изломалася…»), автор с искренним сочувствием отнесся к крестьянам: «Меня поразила мысль, что в тот же самый день простой крестьянин внушил в меня почтение, когда я взирал с презрением на знатного, недостойного своей породы. Я почувствовал всю силу личного достоинства. Оно одно принадлежит человеку и возвышает всякое состояние» . Богатство человеческой натуры в ее «душевных» и «сердечных» качествах,- настойчиво повторяет Муравьев («титлы мои должны быть в сердце» и «величество мое в душе моей, а не в производстве, не в чинах, не в мнениях других»). Здесь очень характерно не столько восприятие писателем общепросветительской идеи внесословной ценности человека, сколько вычленение индивидуального личностного начала из потока, «общественного» мнения. Эта одна из основных посылок во взглядах Муравьева естественно повлекла за собой постановку в центр творчества поэта его собственной личности, его чувств и душевных переживаний.

Творческий путь Муравьева — непрекращающийся поиск новых тем и форм в художественной литературе. Ему удастся во многом преодолеть предшествующую поэтическую традицию, свершить ряд художественных открытий. Но отказ от метафизического подхода к сущности явлений, от ряда эстетических канонов классицизма не привел М. Н. Муравьева к разрыву с просветительскими идеями: писатель сохранил до конца своих дней веру в прогрессивное развитие человеческого общества на основе всеобщего просвещения. Эту его уверенность в пользе просвещения и науки, в значительной степени поддержанной деятельностью и личностью Ломоносова, не поколебали ни Пугачевское восстание, ни Французская революция. Мы не располагаем какими-либо прямыми высказываниями писателя о крестьянской войне в России, но в данном случае можно учитывать тот факт, что для Муравьева «бунт — обыкновенное следствие народных неудовольствий» . Не высказал Муравьев отрицательного отношения (ни печатно, ни в личной переписке) и к революционным событиям во Франции, хотя получить такую возможность при ставшем после социальных и политических потрясений и катастроф в феодальном мире России и Запада откровенно реакционном режиме Екатерины II было очень легко. Кроме того, человек мягкий по натуре, М. Н. Муравьев в «официальном» документе (в докладе Комитета по рассмотрению уставов учебных заведений 1802 г.) осудил Екатерину за враждебное отношение к просвещению после Французской революции: «Но напоследок — потрясение славного просвещением государства… к несчастью, слишком приписываемое философам и писателям, послужило, кажется, к ©становлению сей монархини посреди ее таковых подвигов. С тех пор науки и произведения их представляются в некотором противоположении с общественным благосостоянием. Они понесли наказание за употребление их во зло несколькими извергами». Отход от поэтики классицизма стал ощутительным у Муравьева уже в середине 70-х гг. Так, в «Опыте о стихотворстве» (1775), не выходя еще в основном за пределы регламентации Буало и Сумарокова, Муравьев значительно расширяет объект творчества:

Бегите ложного искусства и ума: Природа красоты исполнена сама. Вкус должен избирать, но все отверсто дару: Он может по всему парить свободно шару… Любимец чистых муз все вымыслитьсвободен,

И хотя здесь же свобода вымысла несколько ограничивается («однако вьшысл сей быть должен с правдой сходен»), но последующий путь достижения истины уже ничего общего с классицизмом не имеет:

И в своенравиях мгновенный мечты Явите истины великие черты.

Призыв поэта: «пускай лишь сердце пишет» — снимает «руководящую» роль разума, характерную для творческого процесса писателей-классицистов. Несвойственными для классицизма будут и один из советов Муравьева начинающим поэтам («Страстей постигнуть глас и слогу душу дать, Сердечны таинства старайтесь угадать») и его утверждение: «Движенье — жизнь души, движенье — жизнь и слога» И страсти к сердцу суть вернейшая дорога».

Новые пути в поэзии с достаточной очевидностью были намечены Муравьевым в его сборнике «Оды» (1775). Здесь, кроме военных тем, есть ряд мотивов, близких поэзии Хераскова (о скоротечности жизни и др.) и, наоборот, оправдывающих «суету», «страсти» как неизбежные спутники человеческого бытия. Но, пожалуй, самыми примечательными оказались заключительные строки (ставшие почти хрестоматийными) десятой оды — «Весна. К В. И. Майкову» (одного из первых «пейзажных» произведений о пробуждающейся природе в русской литературе):

Я прежде пел сраженья звучны, А днесь гласил растенья тучны, В полях биющие ключи; Ты брани петь меня наставил, А я тебе сей стих составил Во знак чувствительной души.

«Чувствительная душа», «излучены сердец», фиксация стремительно сменяющихся переживаний, взгляд «алчными глазами» на мир станут основным «объектом» творчества поэта. Как справедливо отметила Л. И. Кулакова, «выдвигая на первый план индивидуальность и окружающий ее чувственный мир, Муравьев верно угадал тенденцию эпохи»