Литературные интересы молодого Шиллера

Первые литературные опыты будущего поэта относятся еще к тому времени, когда он жил в родительском доме. Религиозное воспитание, полученное им в детстве, обусловило то, что эти опыты представляли собой главным образом обработку библейских сюжетов. В то время образцом поэзии для мальчика были произведения известного немецкого поэта, старшего современника Шиллера, — Клопштока.

Фридрих Готлиб Клопшток был наиболее значительным национальным поэтом Германии до «бури и натиска»; его борьба с подражательным классицизмом школы Готтшеда, осуждение придворного раболепства этого направления, использование им сюжетов из национального прошлого страны, его горячие протесты против княжеского абсолютизма имели несомненное значением развитии самосознания немецкого бюргерства. Недаром молодой Гете и писатели «бури и натиска» вначале даже рассматривали его как «патриарха» немецкой литературы. Однако значительная часть произведений Клопштока, в том числе и главное из них — монументальная поэма «Мессиада», написаны на религиозные сюжеты. Это впоследствии отвратило от него симпатии писателей «бури и натиска», которые начали иронически относиться к своему бывшему кумиру.

Влияние Клопштока сказалось на самых ранних опытах Шиллера — на тринадцатом году жизни он сочинил две трагедийна библейские темы — «Христиане» и «Авессалом». Подражанием такого же характера отмечены и юношеские стихи Шиллера, а также задуманный им эпос «Моисей». В письме к товарищу по Академии, Фридриху Шарфенштейну, относящемся, по-видимому, к 1778 году, Шиллер пишет: «Правда, я многим обязан Клопштоку, но я глубоко воспринял его, он сроднился с моими чувствами, вошел в мою плоть и кровь» (т. VIII, стр. 38). Кроме Клопштока, на юношескую поэзию Шиллера оказал влияние и швейцарский поэт Альбрехт Галл ер, воспевавший идиллическую патриархальную жизнь на лоне природы. Однако вскоре на смену этим писателям пришли французские и английские просветители, а также Леосинг, которые и оказали решающее влияние на формирование его мировоззрения. Он расстается с наивными и мещански ограниченными верованиями среды, в которой вырос, и приближается во взглядах на религию к просветителям, в частности к Руссо.

Но больше всего Шиллер и другие члены его литературного кружка увлекались идеями писателей «бури и натиска». Из числа их значительное влияние на молодое поколение оказывал Гердер, который боролся против господства французского классицизма в Германии и утвердил в умах молодежи идею обращения к народной поэзии, как животворному источнику создания самобытной национальной немецкой литературы. Гердер и молодой Гете открыли для немцев значение поэзии Гомера, песен Оссиана и драматургии Шекспира, как образцов творчества, выросших на почве народной жизни.

Движение «бури и натиска» проповедовало борчество, освобождение от феодальных пут; оно обтопило немецкий литературный язык, отвергнув старомодный канцелярский сухой стиль, ввело в язык книг живые народные элементы, приблизило литературу к реальной жизни народа. Все эти новые идеи жадно улавливались воспитанниками Военной академии и воодушевляли их на сочинение многочисленных свободолюбивых стихов и драм, которые хотя и были незрелыми, но с восторгом читались и слушались на тайных собраниях кружка.

Властителем дум молодого поколения был Гете. Его роман «Страдания молодого Вертера» и трагедия «Гец фон Берлихинген» почитались в Академии, как святыня; эти книги прятали от вездесущего ока над-1 зирателей и передавали для чтения из рук в руки. Когда один из воспитанников, по примеру Вертера, покончил жизнь самоубийством, Шиллер написал по этому поводу драму в духе гетевского романа под названием «Насеауский студент».

С восторгом были встречены появившиеся тогда пьесы писателей «бури и натиска» — Клингера, Герстен-берга, Лейзевица и других. Чтение Лейзевица вдохновило Шиллера на создание трагедии «Козьма Медичи», которая, как и другие ранние литературные опыты Шиллера, к сожалению, не сохранилась. Несмотря на юношескую незрелость этих произведений, они, по воспоминаниям участников литературного кружка, вызывали большой энтузиазм среди его членов. Кроме драм, Шиллер-студент писал и стихи, то торжественные, в традиции серафической поэзии Клопштока, то баллады и песни в духе народной поэзии Бюргера. Вместе с другими, участниками кружка Шиллер сочинил между прочим и многочисленные едкие эпиграммы и сатирические стихи на нелюбимых студентами преподавателей и надзирателей. Об этом знали все воспитанники, об этом хорошо было информировано и начальство, но до поры до времени оно снисходительно относилось к этим литературным «проказам» и даже несколько раз предлагало Шиллеру сочинить для «торжественных» случаев поздравительные оды в честь герцога или его любовницы — графини Франциски фон Хоэнхайм. Не смея отказаться от такой «чести», Шиллер выступал с такими торжественными одами два раза перед герцогом. Кроме того, однажды ко дню рождения герцога он сочинил пьесу «Ярмарка», которая была разыграна студентами. Сам Шиллер также пробовал свои силы па сцепе, по никакого успеха как актер не имел. Гораздо успешнее выступал он как оратор на торжественных актах в Академии.

Так протекали юношеские годы Шиллера в стенах «Карлсшуле». Система воспитания, царившая в Академии, усилила в молодом свободолюбивом поэте ненависть к тирании и всякому гнету, что ярко проявляется уже в его ранних стихотворениях.