Литературные работы Чернышевского о таланте Толстого и Островского

В поисках «знатоков жизни» Чернышевский обратил внимание на еще одного современного писателя, старавшегося подчеркнуто держаться в отдалении от демократов 60-х годов,- на Л. Толстого. Можно со всей определенностью сказать, что высшим достижением деятельности Чернышевского-критика, примером его эстетической проницательности, личной непредвзятости, даже самоотвержения, была именно оценка творчества Толстого. Толстой служил примером тому, как много может добиться художник, если он будет правдиво изображать крестьянина и как бы переселяться в его душу.

Можно сказать, что Чернышевский открыл грандиозный талант Толстого. Он разобрал ходячие, шаблонные похвалы Толстому современных критиков. Они говорили о чрезвычайной наблюдательности, тонком анализе душевных движений, отчетливости в изображении картин природы, изящной простоте их, но не вскрывали специфического в таланте писателя. Между тем талант Толстого был особенный, и он развивался быстро, в нем появлялись все новые черты.

У Пушкина наблюдательность, как полагает Чернышевский, «холодная, бесстрастная». У новейших писателей более развита оценивающая сторона. Иногда наблюдательность так или иначе соотносится с какой-нибудь другой чертой таланта: например, наблюдательность у Тургенева направлена на поэтические стороны жизни, а к семейной жизни он невнимателен. Психологический анализ бывает разный. То перед ним цель, чтобы вполне очертить какой-нибудь характер, то влияние общественных отношений на характеры или на связь чувств с действиями. Анализ может заключаться в сопоставлении двух крайних звеньев процесса, начала и конца, или контрастных состояний души. У Лермонтова, например, есть глубокий психологический анализ, но Анализ все же у пего играет подчиненную роль: Лермонтов выбирает устоявшиеся чувства, а если Печорин рефлектирует, то это рефлексия знающего себя ума, это самонаблюдение путем раздвоения.

Толстого же интересуют сами формы психологического процесса, законы «диалектики души», и «он один мастер на это». У Толстого на первом месте переливы состояний. Мечтательное чувство сцеплено у пего с понятиями и чувствами ясными, интуитивное — с рациональным. Способность играть на этой струне проявляется даже тогда, когда Толстой не прибегает прямо к «диалектике души», диапазон его возможностей все время ощущается даже по одной какой-нибудь черте.

Толстому свойственна «чистота нравственного чувства». Она как-то сохранилась у него «во всей юношеской непосредственности и свежести». Она грациозна, непорочна, как природа. Указанные особенности таланта Толстого, заявил Чернышевский, останутся навсегда у писателя, сколько бы он ни прожил и сколько бы произведений ни написал. Ему предстоит долгий путь: «какая прекрасная надежда для нашей литературы…»- пророчествовал Чернышевский,- все доныне созданное — «только залоги того, что совершит он впоследствии, но как богаты и прекрасны эти залоги». В связи с «Утром помещика» Чернышевский Существенно уточнил содержание понятий «диалектика души» и «чистота нравственного чувства». Иначе определение таланта Толстого было до некоторой степени формальным: речь шла только о «силах таланта», но еще не «о содержании творчества». Теперь оказывалось, что Толстой с замечательным мастерством воспроизводит не только внешнюю обстановку быта крестьян, но и, что гораздо важнее, их «взгляд на вещи»: «Он умеет переселяться в душу поселянина — его мужик чрезвычайно верен своей натуре,- в речах его мужика нет прикрас, нет риторики…». Чернышевский еще не говорит, что придет время, когда Толстой переменит свои классовые убеждения, совершит переход на позиции крестьянина; однако такая возможность, пока как художническое свойство, как способность писателя, уже угадана критиком верно.

О стремлении Чернышевского повлиять на крупного писателя являются его отзывы об Островском. Чернышевский хорошо знал, что Островский начал свой путь в духе «натуральной школы» в комедии «Свои люди — сочтемся» (1847). Современник и сравнивали его пьесу с «Недорослем» и «Ревизором». Несомненно, отрицательная оценка комедии «Бедность не Порок» со стороны Чернышевского вызвана тем, что Ап. Григорьев поднял на щит новые настроения Островского. Драматург уже повредил своей литературной репутации, но «не погубил еще своего прекрасного дарования». «Доходное место» (1856) примирило Чернышевского с Островским: эта пьеса «напоминала» ему «Свои люди — сочтемся», в ней много правды и благородства», только лишним представляется весь пятый акт, без морализма которого образ Жадова был бы сильнее.